|
.. - А турки, может, еще в декабре двинут войска, - прибавил Штейн. - Хоть бы нам до той поры подлечиться... - Милые! - охал Липтак, зарываясь в солому, - да ложитесь вы, к черту, спать, а то вас ни Кошут, ни турок не добудятся. - И верно, не добудятся! - проворчал Кац. Он сидел на лавке у печи и мрачно глядел в огонь. - Ты скоро и в милосердие господне перестанешь верить, - отозвался Шапари, хмуря брови. - Нет милосердия для тех, кто не сумел умереть с оружием в руках! - закричал Кац. - Глупцы вы, да и я хорош! Так и пойдет француз да турок за вас лоб подставлять! А сами вы где были? - Горячка у него, - шепнул Штейн. - Намучаемся мы с ним в дороге... - Венгрия... Нет уже Венгрии! - бормотал Кац. - Равенство... никакого равенства нет и не было... Справедливость... не будет ее никогда... Свинье - той и в луже мило, а вот человеческая душа... Нет, пан Минцель, не буду уж я у тебя резать мыло... Тут я смекнул, что Кац совсем расхворался. Подошел к нему, тащу его на солому и говорю: - Пойдем, Август, пойдем... - Куда я пойду? - спросил он, очнувшись на минуту. А потом прибавил: - Из Венгрии меня выгнали, а к немцам меня не затащишь... Все же он улегся на подстилку. Огонь в печи догорал. Мы допили водку и улеглись вповалку, с пистолетами в руках. Ветер завывал в щелях, словно вся Венгрия заливалась плачем. Нас сморил сон. И приснилось мне, будто я еще маленький и будто сочельник. На столе стоит елочка, на ней горят свечи, она такая же убогая, как мы сами, а вокруг отец, тетка, пан Рачек и пан Доманский поют фальшивыми голосами коляды: Бог родится - зло страшится.{172} Я проснулся, всхлипывая от тоски по далекому детству. Кто-то теребил меня за плечо. Это был мужик, хозяин хаты. Он заставил меня подняться и, показывая на Каца - испуганно говорил: - Поглядите-ка, служивый... Что-то с ним неладно... Он схватил с печки лучину и посветил мне. Вижу: Кац лежит, скорчившись, на полу, а в руке у него разряженный пистолет. Огненные круги поплыли у меня перед глазами, и я повалился без чувств. Очнулся я уже в телеге, когда мы подъезжали к Саве. Светало, занимался ясный денек, с реки тянуло сыростью. Я протер глаза, сосчитал... Было нас в телеге четверо и возчик пятый. Да и должно быть пятеро... Нет, шестеро должно быть!.. Я искал Каца, но так и не нашел. Я ни о чем не расспрашивал: рыдания сдавили мне горло - вот-вот задушат меня. Липтак дремал, Штейн тер глаза, а Шапари смотрел в сторону и насвистывал, фальшивя, марш Ракоци. Эх, брат Кац, что же ты натворил! Порой мне думается, может, там, на небе, ты нашел и венгерскую пехоту, и свой полегший взвод... Порой мне слышится бой барабанов, четкий ритм марша и команда: "На пле-чо!" И тогда кажется мне, что это ты, Кац, идешь сменять караул у престола господня. |
