- Может, позволите, ваше благородие, так она к нам подсядет... Она
совсем невесомая... - опять попросил возница.
Потом уже за городом, в разных местах, нам по дороге попалось еще трое
родственников моего возницы, который подобрал их под тем предлогом, что мне
будет веселей ехать. И вот они оттеснили меня в самый задок телеги, отдавили
мне ноги, курили вонючий табак и вдобавок тараторили как одержимые. Однако
же я не променял бы моего тесного уголка на самое удобное место во
французском дилижансе или в английском вагоне. Я был на родине!
Мы ехали четыре дня, и мне казалось, что я нахожусь в передвижной
молельне. На каждой стоянке какой-нибудь пассажир исчезал и вместо него
появлялся новый. Около Люблина мне свалился на спину тяжелый тюк; поистине
чудо, что я не погиб. Под Куровом мы несколько часов простояли на шоссе,
потому что пропал чей-то сундук и возчик верхом поехал разыскивать его в
корчму. В довершение ко всему во время пути я чувствовал, что лежавшая у
меня на ногах перина населена гуще, чем Бельгия.
На пятый день еще до восхода солнца мы остановились на Праге. Но подвод
здесь скопилось столько, а понтонный мост был так узок, что лишь около
десяти мы добрались до Варшавы. Должен прибавить, что все мои спутники на
Беднарской улице испарились, как уксусный эфир, оставив по себе весьма
ощутительный запах. Когда, расплачиваясь с возницей, я упомянул об остальных
пассажирах, он вытаращил глаза.
- Какие пассажиры? - вскричал он с изумлением. - Ваша милость - это
пассажир, а то была просто мразь паршивая: даже часовой у заставы и тот с
пары таких оборванцев считал по злотому на один паспорт. А ваша милость
полагает, что это пассажиры!..
- Значит, не было никого? - спросил я. - Откуда же, черт побери, на мне
столько блох?
- Может быть, от сырости. Разве я знаю? - ответил возчик.
Убежденный, таким образом, что, кроме меня, на подводе никого не было,
я, разумеется, заплатил полностью за весь путь, и это до такой степени
умилило моего возчика, что он спросил, где я собираюсь поселиться, и обещал
каждые две недели снабжать контрабандным табаком.
- Сейчас, - тихо прибавил он, - у меня под сидением припрятано не
меньше четырех пудов. Может, принести вашей милости фунтика три?
- Иди ко всем чертям! - проворчал я, хватая свой узелок, - недоставало
только, чтобы меня арестовали за контрабанду!
Бегом направился я по улице, разглядывая город. После Парижа он
показался мне грязным и тесным, а люди угрюмыми. Я легко отыскал магазин Яна
Минцеля на Краковском Предместье, но при виде знакомых мест и вывесок сердце
у меня так заколотилось, что я должен был минутку передохнуть.
Глянул я на магазин - ну точь-в-точь, как на Подвалье: на дверях
жестяная сабля и барабан (может быть, тот самый, которым я любовался в
детстве?), на витрине тарелки, лошадка и прыгающий казак. |