|
Тогда из-за кустов, поваленных деревьев, из расщелин являлись предо мною тени прошлого и грустно качали головой, глядя на меня остекленелыми глазами. А шелест листьев, далекое громыхание телег и журчание воды сливались в один жалобный голос, который вопрошал меня: "Путник, что сталось с тобою?"{45} Ах, что со мной сталось... - Ничего не понимаю, - прервал Игнаций. - Что же это было за безумие? - Что? Тоска. - По ком? Вокульский вздрогнул. - По ком? Ну... по всему... по родине. - Почему ж ты не возвращался? - А что бы мне это дало? Впрочем, я и не мог. - Не мог? - повторил Игнаций. - Не мог... и баста! Не к чему было мне возвращаться, - нетерпеливо ответил Вокульский. - Там ли, тут ли умирать - не все ли равно... Дай мне вина, - оборвал он вдруг, протягивая руку. Жецкий поглядел на его пылающее лицо и отодвинул бутылку. - Оставь, - сказал он, - ты уж и так возбужден. - Потому-то я и хочу пить... - Потому тебе и не следует пить, - прервал Игнаций. - Ты слишком много говоришь... Может быть, больше, чем сам хотел бы, - прибавил он с ударением. Вокульский не настаивал. Он задумался и сказал, качая головой: - Ты ошибаешься. - Сейчас я тебе докажу, - ответил Игнаций, понижая голос. - Ты ездил туда не только ради денег. - Правильно, - ответил Вокульский, подумав. - Да и зачем триста тысяч рублей тебе, которому хватало тысячи в год? - Верно. Жецкий наклонился к его уху. - И еще скажу тебе, что эти деньги ты привез не для себя... - Как знать, может быть, ты угадал. - Я угадываю больше, чем ты полагаешь. Вокульский вдруг расхохотался. - Ага, вот ты что думаешь? - воскликнул он. - Уверяю тебя, ничего ты не знаешь, старый мечтатель. - Боюсь я твоей трезвости, от которой ты начинаешь рассуждать, как безумец. Ты понимаешь меня, Стась? Вокульский все еще смеялся. - Ты прав, я не привык пить, и вино ударило мне в голову. Но теперь я уже пришел в себя. Скажу тебе лишь одно: ты жестоко ошибаешься. А теперь, чтобы спасти меня от окончательного опьянения, выпей сам - за успех моих замыслов. Игнаций наполнил рюмку и, крепко пожимая руку Вокульскому, произнес: - За успех великих замыслов! - Для меня великих, а в действительности весьма скромных. - Пускай так, - сказал Игнаций. - Я уже стар и предпочитаю ни о чем не знать; я уже так стар, что мечтаю лишь об одном - о красивой смерти. Дай мне слово, что, когда пробьет час, ты меня известишь... - Да, когда пробьет час, ты будешь моим сватом. - Я уже был, и несчастливо... - заметил Игнаций. - С вдовою, семь лет назад? - Пятнадцать!{46} - Опять за свое, - рассмеялся Вокульский. |
