- Хорошо... хорошо... - отвечал Вокульский, не сознавая, что ему
говорит пан Игнаций. В эту минуту он думал о развалинах Заславского замка,
где впервые увидел слезы на глазах панны Изабеллы.
"Сколько в ней благородства... Какая утонченность чуств! Не скоро еще
познаю я все сокровища этой прекрасной души..."
Он теперь по два раза в день ездил к Ленцким, а если не к ним, то по
крайней мере в те дома, где бывала панна Изабелла, где он мог смотреть на
нее, обменяться с ней несколькими словами. Пока что ему этого было
достаточно, а о будущем он не смел думать.
"Мне кажется, я умру у ее ног... - говорил он себе. - Ну и что же?
Умру, глядя на нее, и, может быть, целую вечность буду ее видеть. Кто знает,
не заключена ли вся будущая жизнь в последнем ощущении человека?.."
И повторял за Мицкевичем:
И сколько лет спать буду так - не знаю...
Когда ж велят с могилой распроститься,
Ты, об уснувшем друге вспоминая,
Сойдешь с небес, поможешь пробудиться!
И, ощущая вновь прикосновенье любимых рук,
К груди твоей прильну я;
Проснусь, подумав, что дремал мгновенье,
Твой видя взор, лицо твое целуя!{319}
Несколько дней спустя к нему влетел барон Кшешовский.
- Я уже два раза заезжал к вам! - воскликнул он, возясь со своим
пенсне, которое, казалось, составляло единственный предмет его жизненных
забот.
- Вы? - удивился Вокульский. И вдруг вспомнил о том, что ему
рассказывал Жецкий, а также о двух визитных карточках барона, которые он
нашел вчера на своем столе.
- Вы догадываетесь, по какому поводу я здесь? - говорил барон. - Пан
Вокульский, могу ли я надеяться, что вы мне простите невольную мою вину
перед вами?
- Ни слова более, барон! - перебил Вокульский, обнимая его. - Это
пустяки. Впрочем, если бы я и заработал на вашей лошади двести рублей, к
чему бы мне это скрывать?
- Верно! - воскликнул барон, хлопнув себя по лбу. |