|
Он вспомнил Заславек и обманутого барона, при котором сам играл почти такую же роль, какую Шуман при нем... Он дал волю воображению, и рядом с видением панны Изабеллы в объятиях Старского ему представилась стая запыхавшихся волков, гоняющихся по снегу за волчицей... И он был тоже среди них!.. Снова он почуствовал нестерпимую боль и в то же время отвращение и гадливость к самому себе. - Как я был глуп и ничтожен!.. - воскликнул он, хлопнув себя по лбу. - Столько видеть, столько слышать и все же пасть так низко... Я... я!.. соперничал со Старским и черт знает с кем еще! На этот раз он смело вызвал в своей памяти образ панны Изабеллы; смело всматривался в ее точеные черты, пепельные волосы, в глаза, отливающие всеми цветами - от голубого до черного. И ему почудилось, что на ее лице, шее, плечах и груди пятнами выступили следы поцелуев Старского. "Прав был Шуман, - подумал он, - я действительно выздоровел". Однако понемногу гнев его остыл, и снова вкрались в сердце сожаление и тоска. В следующие дни Вокульский уже ничего не читал. Он вел оживленную переписку с Сузиным и много размышлял. Размышлял о том, что теперь, проведя около двух месяцев взаперти в своем кабинете, он перестал быть человеком и уподобился до известной степени устрице, которая, сидя на одном месте, потребляет без разбора все, что подсунет ей случай. А ему что дал случай? Сначала книги; одни открыли ему, что он Дон-Кихот, а другие пробудили в нем влечение к миру чудес, где люди обладают властью над силами природы. Теперь его не прельщала уже роль Дон-Кихота, ему захотелось обладать властью над силами природы. По очереди забегали к нему Шлангбаум и Шуман, и от них он узнал, что две еврейские партии ведут между собою борьбу за руководящую роль в Обществе после его ухода. Во всей стране не было никого, кто способен был осуществлять и развивать его замыслы, - никого, кроме евреев, а те выступали во всеоружии кастового нахальства, пронырливости и бессердечия, да еще убеждали его в том, будто его упадок, а их торжество послужат на пользу родине... И его охватило такое отвращение к торговле, коммерческим обществам и всяким прибылям, что он сам себе удивлялся: как он мог почти два года заниматься подобными делами? "Я добивался богатства ради нее... - думал он. - Торговля... Я и торговля!.. И это я нажил свыше полумиллиона рублей за два года, связывался с дельцами, ставил на карту свой труд и жизнь... И выиграл... Да, выиграл. Разве я не понимал, я, идеалист, ученый, что трудом не заработаешь полмиллиона даже за целую жизнь, за три жизни!.. Хорошо, хоть одно утешение оставили мне эти шулерские махинации - сознание, что я не воровал и не жульничал. |
