Когда
он поступил в университет, от него потребовали самопожертвования. Когда он
вернулся на родину, ему отказали даже в работе. Когда он разбогател, на него
посыпались подозрения, а когда он влюбился, обожаемая женщина самым подлым
образом обманула его.
"Учитывая обстоятельства, надо признать, что он сделал все, что мог", -
говорил себе пан Игнаций.
Но если уж в силу создавшихся условий Вокульскому пришлось ехать за
границу, то почему же магазин его перешел не к нему, Жецкому, а, скажем, к
Шлангбауму?
Потому что он, Жецкий, никогда не помышлял о собственном магазине. Он
сражался за интересы венгерцев или ждал, когда потомки Наполеона перестроят
мир. И что же?.. Мир не стал лучше, род Наполеона угас, а владельцем
магазина стал Шлангбаум.
"Страшно подумать, сколько честных людей у нас пропадает зря, -
сокрушался Жецкий. - Кац пустил себе пулю в лоб, Вокульский уехал, Клейн бог
знает где, да и Лисецкому пришлось убраться, потому что для него не нашлось
здесь места..."
Размышляя об этих предметах, пан Игнаций терзался угрызениями совести,
под влиянием которых в уме его созревал некий план на будущее.
- Войду-ка я в компанию с пани Ставской и Мрачевским. У них двадцать
тысяч рублей да у меня двадцать пять, а на такую сумму уже можно открыть
порядочный магазин, хоть бы под боком у Шлангбаума.
План этот так захватил его, что он почуствовал себя значительно крепче.
Правда, все чаще повторялись боли в плече и удушье, но он не обращал на них
внимания.
"Пожалуй, поеду я подлечиться за границу, - думал он, - избавлюсь от
этого дурацкого удушья и примусь по-настоящему за работу... Что ж, в самом
деле, только Шлангбауму богатеть у нас?.."
Он чуствовал себя моложе, бодрее, хотя Шуман не советовал ему выходить
из дому и рекомендовал не волноваться.
Однако сам доктор неоднократно забывал о своих предписаниях.
Однажды утром он ворвался к Жецкому в необычайном возбуждении, даже без
галстука на шее.
- Ну, - закричал он, - хорошенькую историю узнал я о Вокульском!
Пан Игнаций отложил нож и вилку - он как раз ел бифштекс с брусникой -
и сразу ощутил боль в плече.
- А что случилось? - слабым голосом спросил он.
- Ай да Стась! Герой! Я разыскал в Скерневицах железнодорожника
Высоцкого, допросил его, и знаете, что обнаружилось?
- Да что же, что? - едва пролепетал Жецкий, чувствуя, как у него
темнеет в глазах.
- Вообразите только, - волновался Шуман, - он... этот остолоп... тварь
этакая... тогда, в мае, когда ехал с Ленцкими в Краков, бросился в
Скерневицах под поезд! И Высоцкий его спас!
- Э-э! - протянул Жецкий.
- Не "э-э", а так оно и было... Из чего я заключил, что милый Стасек,
кроме романтизма, страдал еще манией самоубийства... Готов держать пари на
все мое состояние, что его уже нет в живых!
Доктор осекся, заметив, как изменился в лице пан Игнаций. |