Что произойдет, если на эстраду полезут гости, чьих подписей не было в контракте, Лючано не волновало. Обязательно полезут. И ничего не произойдет. Те, кто не дал согласия - хотя бы потому, что его у них не спросили! - останутся вне поля коррекции. Пустяки. Шармаль-младший хочет веселиться. Очень хочет. И платит за помощь. Бедняга…

    - Ты даму оскорбил, козел вонючий! - Шармаль с гневом воздел зонтик.

    - Дуэль! Дуэль! - раздались крики в толпе.

    - Секунданты?

    - Я!

    - И я!

    Теперь работал весь «Вертеп». Слаженно, четко. Четыре вербала, четыре моторика. Сына банкира как заказчика представления вели сразу трое: Степашка, перебросивший «би-клоуна» Оксанке, и Григорий с Кирюхой. Остальные невропасты работали кукол «плетенкой», время от времени сдавая друг другу освободившиеся нити: ловко, незаметно, словно шулер - крапленые карты. Один правил походку, другой корректировал жестикуляцию, третий - мимику, четвертый подкидывал реплику: тайком, из своего богатого арсенала, заготовленного впрок для подобных случаев…

    Маэстро Карл был бы доволен, подумал Лючано.

    «И ты прав, малыш», - согласился издалека маэстро Карл.

    IV

    Лючано удивился, когда после работы голем пригласил его пройти в отдельный кабинет, расположенный в южном крыле виллы. А вскоре удивился во второй раз. Потому что в кабинете его ждал Шармаль-старший, который сейчас должен был находиться где угодно, только не здесь.

    Пожилой гематр, не вставая из кресла, смотрел на Taрталью.

    Лючано втайне поежился: он всегда нервничал, когда на него смотрели гематры. «Математика бытия, - говорил маэстро Карл, - это, малыш, хуже, чем скальпель препаратора». Трудно сохранять спокойствие под взглядом ледяных глаз, которые способны исчислить, взвесить и измерить тебя оптом и в розницу, со всеми потрохами. Так и ждешь, что тебе налепят на лоб гематрицу, как марионетке в лавке игрушек.

    И заставят плясать без прикосновения живой руки.

    - Я - Лука Шармаль. Отец бездельника, устроившего эту вечеринку. Вы, как я знаю, Лючано Борготта, руководитель труппы контактных имперсонаторов.

    Пожилой гематр не спрашивал. Он просто говорил: ровно, размеренно, без интонаций. Он произносил слова. Слова несли информацию, и больше ничего.

    - Вы абсолютно правы, мар Шармаль. Для меня большая честь…

    Банкир остановил Тарталью скупым движением руки.

    - Примите мою благодарность, мэтр Борготта. Мою искреннюю благодарность.

    Лицо Шармаля-старшего походило на гипсовую маску, на которой двигались одни губы. Голем - и тот, со всей его утрированной нарочитостью, выглядел более человечным. Слово «искренняя» в устах банкира звучало жутковато.

    Лючано знал, что гематры в возрасте часто страдают атрофией мимических мышц лица. Им прописывают целый комплекс упражнений: стоя перед зеркалом, улыбаться, растягивая губы, хохотать, гримасничая, недоумевать, вздергивая брови на лоб… Короче, рожи корчить.

    Он не хотел бы однажды увидеть, как это происходит.

    «Ты в курсе, что такое насильственный смех или плач? - спросил маэстро Карл, которого здесь не было. - Они не связаны с эмоциями, малыш. Это судороги. Они возникают вследствие спастического сокращения мышц, ответственных за мимику.