Изменить размер шрифта - +

    “Отчетно-плановое собрание Представительства Инспектирования жизнедеятельности общества и отдельных его членов”.

    Вот как, оказывается, это теперь называется.

    И она вовсе не убийца, черт побери.

    Да-да, запомните, а лучше запишите!

    Она - инспектор жизнедеятельности.

    Возможно, вашей жизнедеятельности.

    …Потому-то следует соблюсти реноме, выглядеть соответственно занимаемой должности и явиться перед остальными инспекторами в деловом респектабельном костюме, а не в любимых джинсах и полосатом пончо из облепленной мелкими катышками лже-ангорской шерсти.

    Впрочем, менять обличья и наряды - ее основное занятие. До сих пор помогающее не только продуктивно работать, но и в относительной безопасности жить.

    Ха, может, ее попросят выступить с докладом на эту тему?! Роль мимикрии в повышении производительности труда убийцы. И заковыляет она на своих копьях-каблуках на сцену, в свет подслеповатых софитов, под сень занавеса, цветом отчетливо схожего с небом над металлургическим комбинатом…

    -  Нарик. - Лариса оторвала друга от поглощения вожделенного мороженого. - Почему сейшн Организация устроила именно в этой халупе, а? Приличного места не нашли?

    -  В этом весь смак! - голосом только что вусмерть удовлетворенного чревоугодника-садомазохиста заявил Нарик. Кандидат химических наук, казалось, пропитался мятным ликером до шнурков на ботинках. - Эта, как ты изволила выразиться, халупа - вовсе не халупа, а Дворец культуры и досуга работников Завода комбайностроения и сеялко-веялкопроизводства.

    -  ???

    -  Совершенно точно-с. Был, был в сладкие аграрные времена целинщины и нечерноземщины такой промышленный гигант. Заваливал Советскую Отчизну красномордыми комбайнами и косорукими сеялками-веялками. Отчего ходил в передовиках и, соответственно, боролся за интересный быт и здоровый отдых своих комбайностроителей и сеялкопроизводителей. Вот и отгрохали где-то в семидесятых шикарный по тем масштабам дворец - чтоб могли усталые заводчане, после смены трудовой смыв с телес мазут и баббит, бренчать заскорузлыми пальцами на беккеровских роялях, а ражие заводчанки в кокошниках и сарафанах - устраивать показательные смотры народной песни и пляски. Любил я, знаешь, в далекие времена, когда работал еще лаборантом в своем НИИ, посетить концерт подшефных творцов комбайнов и веялок. Бабы были - как на подбор: груди, бедра, глаза коровьи, шали павлово-посадские… Мои красавицы, куда вы умчались пестрой чередой?! Эх… А сейчас заводишко захирел, комбайностроители автостоянки да бензозаправки у кавказцев держат, а грудастые коллективы песни и пляски на рынке торгуют китайским “Ланкомом”, тайваньскими норковыми шубками и бытовой техникой фирмы Vitek.

    -  Как это печально, - безразличным тоном произнесла Лариса. Ей порядком надоело торчать в почти пустом зале - все остальные приглашенные еще тусовались в фойе и буфетах, а смотреть на плюшевый занавес и слушать Нариковы речи было просто нестерпимо.

    Но Нарик был неутомим. Язык был самый главный член его тела, которым химик владел с потрясающем виртуозностью и вовсе без устали.

    -  Сам заводишко недавно с аукциона пустили. - плел речи Нарик. - Мы, Ларочка, между прочим, вполне бы смогли позволить себе такую покупку. Если б скинулись.

    -  Зачем тебе завод, Нарик? Выпускать сеялки для плантаций опийного мака?

    -  Вот и нет. Настоящий гений всему найдет применение. Но гения, то есть меня, опередили. И знаешь, кто злополучный сей заводик выкупил?

    -  Мне неинтересно.

Быстрый переход