— Дергай сильнее! — я тоже ухватился за полотно двери. — Подклинило ее, видать!

Рывок. Снова скрежет. И дверь с трудом, но открылась. Пахнуло чем-то мерзким, будто заброшенным погребом и плесенью.

Я шагнул внутрь первым. Полумрак прорезали светящиеся щели между досок и листов фанеры на окнах. В отсветах плясали пылинки. Я присмотрелся и разглядел сидящую на железной кровати фигуру. Несомненно, это была женщина. Платье, кофта, женские волосы. К ее ноге тянулась цепь. Кольцо хищно обхватывало лодыжку.

Я щелкнул выключателем, но свет не загорелся. Я подошел к женщине — и сразу узнал ее. Это была администратор гостиницы «Север». Сердце приятно ёкнуло.

— Елена Петровна, вы меня слышите? — мой голос почему-то прозвучал глухо, словно в могиле, да и вся жуткая обстановочка в единственной комнате дома не была похожа на жилую. — Вы что не откликались?

Женщина словно вышла из оцепенения. Подняла голову и, отрешенно посмотрев на меня, чуть улыбнулась:

— Я уж думала, вы никогда не придете. Чай будете?

— Что?

— Только у меня к чаю ничего нет, в магазин надо сходить… я мигом, — она соскочила с кровати, цепь зазвенела и дернула женщину за ногу. — Ох! Совсем забыла, что я на привязи… Как собака.

Женщина покачала головой, а Погодин сделал незаметный жест — покрутил у виска и проговорил одними губами, беззвучно:

— Сбрендила, по ходу…

— Ничего, — сказал я и скользнул взглядом по цепи. — Мы вас сейчас освободим. Скажите, кто вас здесь запер? Вы сможете его опознать? Вы видели его лицо?

— Видела, — кивнула Приходько.

В это время по дощатому крыльцу забухали чьи-то шаги. На пороге появились двое усатых, один из них — Сашок.

— Ого! — воскликнул он, стараясь отдышаться и уставившись на нас. — Вы нашли ее! Обалдеть!

— Нашли, — кивнул я. — А ты чего сюда примчался?

— Да тетка какая-то из местных побежала милицию вызывать, нас увидела, сказала, что в дом на окраине воры вломились. Вот мы и прискакали, а тут вы, оказывается…

— Это он! — Елена Петровна вдруг взвизгнула и ткнула тонким, как карандаш, пальцем прямо в Сашка.

— Что? — уставился я на пленницу.

— Это он меня здесь запер. Он…

— Э-э! Ты че несешь⁈ — Саня попятился. — Я тебя впервые вижу!

* * *

— Ну, что говорят врачи? — Горохов в нетерпении уставился на меня со своего кресла.

— А говорят вот, что… Как ни странно, — начал я рассказывать. — Истощения у Приходько нет, обезвоживания тоже. Но доктора пока ее под наблюдением в стационаре все же оставили. С нами она больше не говорит. Молчит, будто память совсем отшибло или русский язык забыла. А если и бубнит что-то, то ерунду какую-то несет неразборчивую. Странно все это. В домике разговаривала с нами совсем как нормальная.

— Никита Егорович, такое ощущение, что она умом тронулась, — поддакнул Погодин. — Когда мы ее нашли, она вообще на водителя нашего, Саньку, указывала, дескать, это он ее похитил. Представляете?

— Мда… — Горохов в задумчивости мял пальцы, — Получается, что опознать она Литератора не сможет?

— У нее, скорее всего, — вмешалась в разговор Света, — посттравматическое стрессовое расстройство. Во всяком случае, признаки типичны. Потерпевшая настойчиво избегает связанных с травмой мыслей и эмоций, а также не обсуждает травматическое событие, и проявляются признаки амнезии относительно именно этого события.

— Твою дивизию! — Горохов откинулся на кресле, раздувая щеки. — И что нам теперь делать с таким свидетелем?

— Ждать, — пожала плечами Света.