Закона о программе по защите свидетелей в СССР не было и в помине, но я решил устранить этот пробел, хотя бы временно, хотя бы с Балагановым, собираясь, если потребуется, засунуть в какую-нибудь глухомань, где его ни одна сволочь не сможет найти.

— Они охотились. Я проводником у них был. А тут ребятишки вышли. К станции свои рюкзаки с орехом волокли, — Балаганов заикался, а голос его дрожал. — Парни их взбесили почему-то.

— Кого? — не выдержав, рявкнул Горохов. — С кем ты был?

Балаганов вздрогнул и осекся. Я повернулся и подал незаметно следователю знак, мол, не давите, сейчас и так все расскажет. Процесс пошел уже.

Никита Егорович понял меня, и, стиснув губы, замолчал.

— Рассказывай, — я подлил еще немного самогона из зеленоватой бутыли.

Михаил, кажется, моих движений не замечал — главное, что в кружке снова что-то появлялось. Он снова жадно проглотил жидкость и, поморщившись, занюхал засаленным рукавом тельняшки.

— Они все пьяные были, стреляли по указателю на путях. Кто ж им запретит? Таким все можно. А тут ребята завозмущались. Замечания им сделали. Да кто такие эти школьники? Не поняли, дурачье, с кем связались. Один подскочил к самому высокому из пацанов и ударил прикладом в висок прямо. Кость хрустнула, даже я слышал. Парнишка упал как подкошенный, даже вскрикнуть не успел. Остальные врассыпную бросились. Но они выстрелили в воздух и приказали стоять. Ребятам бы бежать без оглядки, а пацаны от страха застыли, словно к земле прилипли.

Мне нестерпимо хотелось спросить, кто же такие “они”, но я сдерживал себя, пусть Балаганов говорит, любая мелочь сейчас может выбить его из колеи и заставить замкнуться. Тогда из него уже вообще ничего не вытянешь, хоть пытай. Нет, подробности потом, а сейчас пусть рассказывает, как умеет.

— Они приказали им лечь на землю, один выхватил у меня ствол, — Михаил уже начинал всхлипывать, морщился и тер глаза рукавом. — Сказал, что его нарезной отследить могут. Выстрелил из моего ружья в прямо спину лежачему. Перезарядил и убил следующего. Двое мальчишек вскочили и побежали, но их схватили его дружки. Он тоже их расстрелял. Как фигурки в тире. Потом кричал, что все мы в одной лодке, и если кто проговорится — всем крышка. А потом мы вместе с ними стащили тела на рельсы. Я не хотел, чтобы кто-то умер. Но я не мог ничего сделать. Им никто не посмел противостоять. Даже Семен.

Балаганов поднял красные глаза на участкового:

— Ты что молчишь, Семен? Как ты мог такое допустить? Ты же мент!..

Глава 13

— Ты что несешь? Алкаш! — участковый пятился к дальней стене, держа одну руку за спиной.

— Ну как же! Семен Афанасьевич! Ты же был там!

Тут я заметил, что кобура, которая болталась на портупее поверх шинели у старлея, расстегнута. Черт! Я выхватил пистолет, но даже не успел его снять с предохранителя.

Бах! — участковый выкинул руку из-за спины, и грянул выстрел. Звук нестерпимо ударил по перепонкам.

Балаганов, даже не успев вскрикнуть, завалился на топчан. Из дырочки на на его груди сочилась кровь, напитывая тельняшку багровыми разводами.

— Стоять! — заорал участковый, наведя на меня ствол. — Убью! Брось пистолет!

Я стискивал рукоять ПМ-а побелевшими пальцами, предохранитель не снят, но и патрон не в стволе. Щелкнуть флажком предохранителя и передернуть затвор — делов на пару секунд, но сейчас это слишком долго. За это время старлей меня пристрелит. До него всего несколько шагов. Ему и целиться даже не надо. Я посмотрел на Горохова, тот еле заметно кивнул мне, дескать, не горячись. Вот черт!

— Тихо! Сема! Не дури! — я наклонился и положил пистолет на пол прямо себе под ноги.