— Конечно, продолжайте.

— И вот сегодня Женя вдруг заявила, что передумала поступать в институт, так как вынуждена уехать из Волгограда к родителям в деревню. Мол, ее зарплаты воспитателя детского сада за жилье в аренде оплачивать не хватает. Сказала, что квартира сорок рублей в месяц обходится. Я посоветовал ей студенческое общежитие, мол, могу похлопотать в своем пединституте, но она обиделась, фыркнула и собралась уходить. Сказала, что не может с тараканами, студентами и прочей живностью бок о бок проживать. Я, дурак, и повелся. Дал ей восемьдесят рублей из сбережений, чтобы за два месяца заплатить.

— Погодите? — Горохов отставил чашку с чаем. — Так вас на восемьдесят рублей всего обманули?

Я тоже подумал, что формат не наших мошенниц. По мелочи они не размениваются. Тем более, игра в долгую была — со свиданиями и всеми вытекающими интимными продолжениями.

Но профессор, кажется, даже немного обиделся.

— Нет, что вы? Да разве бы я вас стал беспокоить из-за такой мелочи?

— А восемьдесят рублей для вас – это мелочь? — вмешался я.

— Не то что бы совсем мелочь, но Галина у меня хорошо получает, как руководитель. И у меня приработок репетиторством, как две зарплаты выходит. Вот и копили мы на машину. Уже почти пять тысяч набралось. Деньги хранили в ванной, в вентиляционной шахте. Там решетка снимается, пойдемте, покажу, как чай допьете. Так вот, сходил за деньгами, а воровка эта смекнула, где они хранятся. За восемьдесят рублей меня отблагодарила по полной, что я потом на кровати отлеживался и в себя приходил. А она в ванну юркнула.

Мы тем временем уже прошли по коридору, к санузлу. За чаем, конечно, никто рассиживаться не стал – не для того пришли.

— А потом эта Женя вышла и вдруг засобиралась быстро. Сказала, что завтра позвонит, и скоренько смылась. И тут я понял, что сумочка у нее, когда заходила, тощенькая была, а ушла она с раздутой, – вздохнул профессор. – Я бегом в ванну, отодвинул решетку, сунул руку, а там пусто. Вот, сами посмотрите, ничего здесь нет, — профессор, стоя на чугунной ванне, шарил рукой в дыре вытяжки. — Галина меня убьет!

— А где она живет, вы, конечно же, не знаете? — спросил я.

— Нет, — беспомощно пожал плечами светило науки.

— И фамилию свою не называла? И в какой деревне родители, тоже не говорила?

— Да как-то не до разговоров нам было… Все так завертелось неожиданно, — в мечтательных глазах престарелого ловеласа появился масляный блеск.

Вернулись в комнату, и спросил уже Катков:

— К чему прикасалась мошенница? Где могли остаться ее пальчики?

— Даже не знаю, — Синицын растерянно покрутил головой. — Постойте, бокал из-под вина подойдет?

— Конечно, — кивнул Катков, доставая небольшую сумочку, приспособленную для изъятия следов. Внутри тканевого саквояжика с отсеками оказались алюминиевые баночки с дактилоскопическими порошками и кисточки для них. Естественно, пушистая колонковая и магнитная, больше похожая на невзрачный толстый фломастер.

Профессор приволок из кухни желтенький бокал, благоговейно держа его за длинную ножку. Алексей с важным видом взял его кончиками пальцев за донышко, повертел на просвет, поставил на журнальный столик и достал из сумки баночку с надписью “Сапфир”. Взял магнитную кисть (палочка в подпружиненном кожухе) и макнул кончик в открытую емкость. Мелкодисперсный порошок вмиг встал на конце кисти округлым ежиком. Частицы образовали топорщащуюся полусферу буро-черного цвета.

Катков провел краешком сферы по бокалу. Порошок стал налипать на стенки в местах скопления жировых следов, проявляя на наших глазах папиллярный рисунок.