— Хорошо. Сделай, как она велела, а я посмотрю, что творится наверху.

Поднимаюсь по ступенькам и иду по коридору на звук рвотных позывов, как Гензель и Гретель по хлебным крошкам. Останавливаюсь в дверях ванной, отбрасывая тень на скрюченную фигурку Челси, склонившуюся над унитазом и вцепившуюся в него обеими руками, будто от этого зависит ее жизнь. На ней балахонистая черная футболка и спортивные штаны. Волосы собраны на макушке, несколько влажных от пота прядок прилипли к шее.

Приседаю рядом, положив руку ей на спину.

Когда рвотные позывы ослабевают, она вытирает рот салфеткой и спрашивает со стоном:

— Что ты здесь делаешь? Как вошел?

— Мне позвонила Розалин. А ключ был под ковриком. Не следует его там оставлять.

— Не надо было приходить, — всхлипывает. — Уходи скорее, пока не заразился.

— Черт возьми, когда это началось?

Челси тяжело дышит и закрывает глаза.

— В понедельник посреди ночи. Первым заболел Рэймонд, остальные посыпались следом, как домино.

— Почему ты мне не позвонила?

— Я обратилась к соседке, матери Уолтера. Она ответила, что не может рисковать здоровьем своих детей. Ее дочь участвует в театрализованном представлении на этой неделе. Сказала, что ей жаль.

Зашибись. Извинения так помогают!

Челси с трудом доходит до раковины, ополаскивает лицо и рот.

— Надо проведать детей, — поворачивается в сторону двери, чуть не разбив о раковину голову, когда у нее подгибаются колени.

Но я успеваю предотвратить падение.

— Ух, аккуратнее, — говорю решительно. Даже немного раздраженно. — Никуда ты не пойдешь, а ляжешь в кровать. Где твоя спальня?

— Нет, я должна …

— Не спорь со мной. Куда идти?

Кажется, сдается. Или все дело в том, что просто больше не имеет сил держать голову прямо. Только прислонившись к моей руке.

— Внизу, но я хочу остаться здесь… вдруг я им понадоблюсь. Можешь отвести меня в гостевую комнату? Последняя дверь справа.

Следуя инструкции, отношу Челси в простенькую комнату с желтыми стенами и кроватью под белым покрывалом. Нежно укладываю на постель. Открыв лихорадочно блестящие несчастные глаза, захворавшая смотрит на меня и шепчет:

— Мне нельзя болеть.

— Поздно спохватилась.

— Тетя Челси! — слышится зов одного из мальчишек.

К ней будто подключили ток. Глаза широко распахиваются, голова дергается, пока больная пытается сесть.

— Лежи, — вновь ее укладываю.

— Я должна…

— Челси, я же здесь. Позволь тебе помочь, — рявкаю, еле сдерживаясь, чтобы не встряхнуть. Откидываю волосы с мертвенно — бледного, но по-прежнему чертовски красивого лица. — Я сам проверю, как у них дела.

Некоторое время она смотрит на меня, как на видение. Или сон. Потом глаза медленно наполняются слезами. Они текут из уголков глаз по щекам.

И каждая гребаная слезинка рвет мне сердце.

— Не плачь. Что случилось?

Прерывисто вздыхает и вытирает лицо.

— Я просто… так устала, Джейк. Так устала.

Впервые задумываюсь о том, каково было Челси, когда она ответила на тот телефонный звонок.