— Нед требует, чтобы я признался… Тоже мне, старший брат-защитник… — Томас с большим фасоном показал кавычки, но я не улыбнулась. Несмотря на съеденную горячую картошку, в животе будто оказался кусок льда.
— Ты о чем? Причем тут Нед? — Голос у меня вдруг стал тихим и тоненьким.
— Он узнал… Понимаешь… Я кое о чем не говорил… Насчет лета… Нед узнал несколько дней назад, и когда вчера утром он застал меня на выходе из твоей комнаты, то велел тебе сказать, пока еще ничего не было.
— О чем?
— Я не буду жить в Холкси. Когда мать вернется в Англию, мы не поселимся в нашем старом доме.
— А где? В Бранкастере? — Вопрос был глупый — Томас не стал бы так нервничать, переезжая в пределах десяти минут езды на велосипеде.
— В Манчестере. — Томас сунул руки поглубже в карманы и посмотрел на меня. Х2 между нами таяла на глазах, расплываясь на мокром песке. Вскоре она исчезнет, будто ее и не было. — Но это не очень далеко, туда поезда ходят…
— Часов пять переться, — наугад сказала я. Манчестер на другом конце страны, а Холкси никогда не была крупным транспортным узлом. Тут до Лондона добираться на автобусе и пригородном поезде, а до остановки еще и на велосипеде ехать.
— Четыре с половиной, — поправил он. — С тремя пересадками. Я узнавал.
— Расписание поездов узнавал, а мне не говорил? — не поняла я. — Поэтому твоя мама постоянно названивает? У нее что, поменялись планы?
— Черт. — Томас ссутулился, сдувая кудряшки со лба. — Черт. Слушай, я тут вообще ни при чем. Мать получила работу в Манчестерском универе, все готово, только переехать оставалось к сентябрю. Затем я получил твой имей и подумал — может, поживу хоть немного дома? Все это, — он обвел рукой луну, море, песок и меня с моими легкими, внезапно оставшимися без кислорода, — только до конца лета.
— Ты мне врал? — У меня мелькнула мысль, что и я ему солгала, но я ее подавила. То было недоразумение, единичный случай, и сравнивать нельзя. — Столько раз я заводила разговор о школе и о том, что ты вернулся и снова будешь рядом, а ты и словом не обмолвился?
— Ну, так вышло… — Он ковырял ногой песок. — Слушай, я не горжусь своим поведением. Но когда я только приехал, ты дичилась, и я понял — если скажу тебе, что вернулся ненадолго, ты вообще не станешь со мной разговаривать. У нас не было бы шанса снова стать друзьями.
Он считает это дружбой? Ну вот, снова ситуация пятилетней давности подъехала!
— Когда? — спросила я.
— Что когда?
— Всё когда! Когда ты собирался мне сказать и когда ты уезжаешь в Манчестер?
— Через три недели.
Перед глазами поплыли звезды. Все это время, все время я пыталась понять прошлое, а оно возвращается и повторяется. Томас у-ез-жа-ет! И даже не сказал об этом.
Мне хотелось заорать так, чтобы распугать криком тучи и заставить луну свалиться обратно за горизонт. Я так не могу. Время движется слишком быстро: не успеешь оглянуться — уже зима, не успеешь глазом моргнуть — на тебе, весна, которой на пятки наступает лето, уже наполовину пролетевшее, и Томас уезжает — снова! — и все меня бросают — мама, Грей, Нед, Джейсон, Томас. Грей, Грей, Грей. Я опустилась на колени, не в силах нормально дышать. Мне нужен временнóй тоннель, и немедленно…
— Готти, — мягко сказал Томас. — Го, первые две недели я честно думал, что ты знаешь.
Не поднимаясь с колен, я с убитым видом покачала головой.
— Я решил, тебе твой папа сказал. Мать же ему позвонила, когда я летел сюда, — я оставил ей записку. Она рассказала ему о своих планах, он со мной говорил. — Голос у Томаса был смущенный, расстроенный. |