— Я реально зла на тебя, — сообщила я.

— Имеешь для этого все основания.

— Но я обожглась крапивой и замерзла, поэтому слезаю с яблони.

— О’кей.

Спустившись, я позволила Томасу взять себя за руку.

— Но я тебя не простила, — предупредила я.

Нед и Соф перешептывались, сдвинув головы так близко, что волосы смешались. Когда мы проходили мимо, Соф подняла глаза и спросила одними губами: «Все нормально?» Я кивнула.

Томас за руку повел меня в кухню и, не отпуская, свернул в кладовую, где одной рукой что-то взял из-за башни из «Мармита». Дойдя до ванной, он усадил меня на край ванны и открыл краны. Он обещал, что мы друзья. Обещал, что не бросит нашу дружбу.

Вода ревела Ниагарским водопадом, поэтому мы не разговаривали. Томас отпустил мою руку, чтобы открыть прихваченную из кладовки банку и высыпать ее содержимое в ванну. Бикарбонат натрия. Пищевая сода.

Я вопросительно посмотрела на него.

— Грей, — прокричал Томас, перекрывая шум воды. — Он научил мою мать, когда у меня была ветрянка. Должно помочь и при крапивных ожогах.

Я молча кивнула, глядя на поднимающуюся к краям молочно-белую воду. Встав, я, вздрагивая, стянула джинсы. Томас отвернулся. Я забралась в ванну прямо в футболке. Тепло воды и сразу стихшее жжение от ожогов было таким приятным, что я заурчала.

Томас засмеялся и опустился на пол, спиной к ванне.

— Совсем как Умляут.

— Так приятно… — еле выговорила я.

Вода была горячей, мне по шею, и опалово-белой. Когда в последний раз я лежала в ванне? В день приезда Томаса, когда грохнулась с велосипеда. Все, чего мне тогда хотелось, — чтобы Томас уехал. Сейчас я снова лежу в ванной, и Томас уезжает. Ирония судьбы.

Вскоре обнаружился новый тонкий юмор фатума: в ванне открылся тоннель во времени. Жизнь идет вперед, а я двигаюсь вспять. Что я недоделала? Чего еще Вселенная от меня хочет? Я уже так ее испортачила…

— Ну, разве я не идеальный джентльмен? — спросил Томас, не оборачиваясь.

— Идеальный. — Я поплескала ладонями в воде. Так и заснуть недолго. — Я чувствую себя субъектом научного эксперимента.

— Помещенной в ванну с шипучими химическими соединениями? — насмешливо спросил Томас. — Ты в своей стихии?

Он шутливо потряс над головой руками с растопыренными пальцами, чтобы я увидела. Мне захотелось вылезти из ванны и поцеловать его. Мне захотелось вылезти из ванны и отлупить его. Как он смеет снова уезжать? Как он мог мне врать?

Я засмеялась над его глупой шуткой и дурацкими руками. Смех перешел в рыдание.

— Го, не надо… — Томас не договорил. — Можно обернуться?

Я кивнула, пряча лицо в ладонях, а руки между коленей. Мне все равно.

— Я так понимаю, что «да», — сказал Томас, и вдруг его руки обняли меня. У меня началась настоящая истерика, я уткнулась ему в плечо. — Прости меня. Какое-то время я правда думал, что ты знаешь, а когда понял, что ты и понятия не имеешь… Я не знал, как поступить. Я не хотел, чтобы ты меня возненавидела.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — произнесла я с пылающим лицом. В объятиях Томаса я утратила всякое самообладание.

Меня неудержимо затягивал временнóй тоннель, а я, вся в ссадинах и с ободранной душой, держалась за Томаса. Я не хочу исчезать, я больше не хочу, но не знаю, как это остановить. Я отсюда и жить хочу здесь.

Я готова остаться в этой реальности, но Вселенная пока не позволяет.

Томас теплый, надежный и пахнет корицей.

— Я должен уехать, но ты же помнишь, что я обещал? Я всегда…

Дослушать я не успела — меня стремительно затянуло в сток.

Четверг, 5 сентября прошлого года

[Минус четыре]

Я плавлюсь от жары в своем платье.