— И вы не расспрашивали? А как же пресловутое женское любопытство?

— Если честно, я перед выставкой так волновалась, что мне было всё равно.

— А по характеру, когда не волнуетесь, вы особа любопытная? Признавайтесь, Женя, я по вашим глазам вижу, что да.

Я лишь руками развела, признавая своё поражение. Виктор Сергеевич довольно кивнул. А потом его коляска вдруг зажужжала и поехала вперёд, мне показалось, что сама по себе. Я испуганно и смущённо отступила, и только потом заметила под ладонью Коростылёва, которая лежала на подлокотнике инвалидного кресла, небольшой управляющий механизм. Надо же, а я такие коляски до этого только в кино видела.

Виктор Сергеевич тем временем сделал едва уловимый жест рукой, и его охрана не стала торопиться следом за ним, да и Димку задержала, а я пошла за Коростылёвым, не совсем представляя, как мне нужно себя с ним вести. Но потом решила, что нужно просто быть самой собой, как советовал Калинин, а дальше видно будет.

С коляской Виктор Сергеевич управлялся весьма ловко и, кажется, своего положения совсем не смущался. Это перед ним люди расступались, причём провожали его весьма заинтересованными взглядами, а не бестактно любопытными.

— Мне нравятся ваши работы, Женя, — сказал Коростылёв, остановившись перед одной из картин.

— Вы сегодня первый человек, который говорит со мной о моих картинах. У меня такое чувство, что все пришли посмотреть на меня.

Он улыбнулся.

— А они и пришли посмотреть на вас. А может, и позлорадствовать. Такое тоже бывает.

— А вы из Москвы специально приехали на мою выставку?

— Вас это удивляет?

— Если честно, то… да.

Он легко развернул коляску и посмотрел на меня весело.

— Правда?

Я пожала плечами.

— Расскажите мне про Европу, Женя, — вдруг попросил он.

— И всё-то вы знаете, — рассмеялась я.

— Я тоже любопытный, каюсь. Мой друг говорит, что если бы не моё любопытство, я был бы жутким занудой. Иногда я люблю позудеть.

— А вы бывали в Европе?

— О, много раз. Но чаще в клиниках европейских, чем просто из удовольствия. И путешествовать в полном смысле этого слова я не могу, всё по пятизвёздочным отелям разъезжаю.

После таких слов очень хотелось извиниться за свою бестактность, но Виктор Сергеевич говорил это не для того, чтобы я его пожалела. Он просто рассказывал, а если и жаловался, то скорее в шутку, поэтому я только рассмеялась над его словами и принялась делиться впечатлениями от своей долгой поездки.

— Я очень люблю Прагу, — сказал Коростылёв, выслушав меня. — До Праги вы добрались?

— К сожалению, нет. Испугалась, что если доберусь туда, то до Нового года точно вернуться домой не сумею.

— Обязательно съездите, потрясающий город. Я всегда останавливаюсь в одном и том же отеле, там из окон потрясающий вид. Знаете, я люблю смотреть в окно, и вид для меня очень важен.

— И для меня, — согласилась я.

Он улыбнулся.

— Я знаю. Может, поэтому я и влюбился в ваши картины? — Виктор Сергеевич сложил руки на животе и стал смотреть на одну из моих картин. — У вас очень красивый город.

— Особенно, Старый город, — подтвердила я.

— Да… Глеб надо мной смеётся всегда. Как офис меняем, так я всех риэлторов довожу до истерики — вид из окна мне шикарный подавай. И это при том, что работаю я в основном дома. А ведь в нашем первом офисе, помнится, окон вообще не было. Вентилятор в углу стоял. — Коростылёв посмотрел на меня и улыбнулся.