|
Возчик как будто согласился и задал еще какой-то вопрос. — Ну да, накидка, — ответил Квигг. — Но мало того, он и сам-то по себе беглый подмастерье. Облапошил своих друзей, что заплатили за его обучение, а хуже всего — меня, я ведь не месяц и не два учил его ремеслу. Я оценил хитрый ход Квигга — выставить меня беглым подмастерьем; я лишался защиты со стороны закона, и Квигг мог обратиться за помощью к властям. Тут Квигг окликнул кондуктора моей кареты, и я с испугом понял, что еще несколько секунд, и я буду обнаружен. Тем временем кучер закончил собирать пожитки и встал. За его плотной фигурой я, как мог несуетливо, сошел с козел по ту сторону от Квигга и, справившись с искушением оглянуться или припустить бегом, покинул двор через арочный проезд. На улице я ускорил шаги, перешел на бег, нырнул в один переулок, другой, третий. Судя по тому, что я подслушал, стало понятно: до наступления тьмы нужно оставаться в городе, путешествовать придется ночью, на дорожных заставах показываться нельзя. Слоняться по улицам тоже было небезопасно. Но живот у меня подвело от голода, и я купил все же небольшую буханку хлеба (от денег Стивена после этой покупки осталось два шиллинга и девять пенсов), а затем повернул к реке, к беднейшим городским кварталам. Наконец мне бросилось в глаза то, что я искал: заброшенный извозчичий двор с рядом пустых строений, выходивший в тихий проулок. На дверях висели замки, однако одна дверь, ветхая и изъеденная жучком, подалась, я отодвинул ее в сторону, а войдя, вернул на место. В полутьме я разглядел конюшню на три стойла, с чердаком, куда вела достаточно прочная на вид лестница. Я уселся на старые ясли и съел половину буханки, наслаждаясь тем, что нахожусь в сухом, довольно теплом и (впервые) достаточно безопасном месте. Сама атмосфера конюшни, где пахло пенькой от разбросанных вокруг мешков, солодом и гнилым деревом, странным образом успокаивала, поскольку свидетельствовала о том, что помещение давно заброшено. Я осторожно вскарабкался по лестнице — ни один взрослый, конечно, на это бы не решился, — забрался в дальний темный угол, в прелую солому, укрылся ею и заснул. Проснулся я, когда почти уже стемнело. Я спустился, поел еще хлеба, подождал, пока наступит ночь, и после этого осмелился выбраться в неосвещенные переулки. Избегая больших улиц, я покинул город и направился к северу, на тот случай, если на южных дорогах меня стерегут. Я прошел милю или две, свернул с большой дороги и, держась подальше от городских огней, обогнул город по большой дуге; на южный тракт можно было выйти только за дорожной заставой, чтобы не попасться на глаза смотрителю. Этот маневр отнял у меня несколько часов, но, по крайней мере, отдых пошел на пользу моей ноге и я смог передвигаться быстрым шагом. В этот раз я не стал прятаться от случайных путников, исключая только всадников, ехавших навстречу (это могли быть Квигг или Роджер, уже возвращавшиеся из Селби). Окрестностей Селби я достиг перед рассветом, нашел заброшенный сарай и там провел день, не имея другой еды, кроме остатков хлеба. С наступлением темноты я обогнул город и пустился к югу. Над горизонтом плыла полная луна, в ее лучах поблескивали темные зарешеченные окна деревенских домиков. Перед рассветом я купил хлеба у перемазанного в муке пекаря, который вытаращил глаза при виде столь раннего клиента. Найдя отдельно стоявший амбар, я проспал там несколько часов, а затем, поскольку опасность миновала и можно было спокойно путешествовать днем и спать ночью, тем же ясным утром отправился дальше. Вот так я путешествовал на юг. Часть пути я проделал бесплатно на попутных повозках, но в основном шагал пешком, ночуя в сенных сараях. |
