Часы шли. Должно быть, я спал, но точно не скажу, потому что и наяву, и в кошмарных снах меня преследовала одна и та же чудовищная, неотменимая истина: матушка мертва. Постепенно я заметил, что через законопаченные тряпками, заросшие сажей окна проникает тусклый свет, и что вокруг меня двигаются люди. Глядя на безмолвную фигуру, с лицом, укрытым одеялом, я не мог поверить, что она не откинет покров, не улыбнется и не скажет, что все это было понарошку. До меня доносились грубые голоса: детский плач, пьяные выкрики, ругательства, и на их фоне громко произнесенная фраза: «А ну замолкни, что тебе сказано». Я не обернулся, чтобы посмотреть, не ко мне ли это обращено, но позднее заметил рядом Лиззи: она сидела скрестив ноги, расчесывала пятерней свои непослушные седые лохмы и глядела на меня.
— Не убивайся так, — говорила она. — Все забудется.
Эта мысль меня ужаснула: я не хотел быть тем человеком, каким стану, если забуду.
— Тебе ведь и хоронить ее не на что, да? — продолжала старая карга.
Я потряс головой.
— Нужно обратиться в приход. Там о ней позаботятся.
Я не обращал внимания, и она потянула меня за рукав:
— Ты должен устроить ей достойные похороны.
— Куда мне идти? — спросил я, только чтобы отвязаться, так как не считал важным, что будет с телом.
Она рассказала, как найти дом на Лезер-лейн, где ведет дела приходской клерк, и, слушая ее, я внезапно понял, что на самом деле это важно. Очень важно. Когда я встал, чтобы уйти, у меня в голове всплыла мысль или, скорее, воспоминание.
— Вы с ней посидите? — спросил я.
— Да-да. Не беспокойся.
Все так же, в полутьме, я спустился ощупью по коварной лестнице и вышел в затопленный двор. Гроза отбушевала, ветер улегся, но небо по-прежнему хмурилось и дождь шел с тем же злобным упорством.
Следуя указаниям, я отыскал нужный дом и постучался в кухонную дверь; молоденькая служанка с некоторым сомнением допустила меня в чулан для мытья посуды. Здесь мне пришлось ждать почти час, пока мистер Лимпенни (фамилию я узнал от девушки) закончит завтракать — я не подумал о том, что час еще слишком ранний. Наконец служанка провела меня в «гостиную для завтрака», пред очи хозяина, который за чайником и остатками еды читал «Морнинг пост».
— Что вам нужно? — спросил он коротко, лишь немного опустив газету.
Я пытался заговорить, но слова не шли с языка.
— Давайте, юноша, выкладывайте. Не отнимайте время, — раздраженно буркнул клерк.
— Это по поводу моей матери.
— Извольте обращаться с должной почтительностью, — прервал он меня.
— Прошу прощения, сэр. — Я попытался продолжить: — Моя мать… моя мать только что умерла, и у меня нет денег, чтобы ее похоронить.
— Вам повезло, — откликнулся клерк.
Я вытаращил глаза, а он, брезгливо вытерев руки салфеткой, продолжил:
— Мы хороним нищих раз в неделю, и, на счастье, завтра как раз похоронный день.
Не глядя на меня, он встал и вышел.
Не зная, чего он от меня ждет, я последовал за ним по коридору и очутился в маленькой комнатушке, служившей, очевидно, кабинетом, если судить по пачкам бумаг, перевязанных розовыми лентами, старым сундукам и жестяным коробкам для документов (все это было нагромождено по углам и полкам). |