— Ты стрелял в нас, — сказал Вагиф. — Ты убивал моих братьев. Так?

— Ни в кого я не стрелял, — пробормотал Иван.

Лицо у него сделалось пепельно-серым, на лбу выступили крупные капли пота. Он предчувствовал свою смерть — я впервые видел такое. Подскочил Асадулла, снова стал спорить, что-то выкрикивая на своем языке, но на него не обращали внимания.

Лагуту зарезали, как барана. Двое схватили за руки, а третий, я даже не заметил кто, располосовал ему горло. Все трое сразу же отпрянули, а Лагута, зажимая ладонями горло, упал на колени. Я услышал жуткий хрип, когда человек пытается вдохнуть воздух, а вместо вдоха клокочет и свистит кровь в перерезанной гортани. Агония — страшная штука. Тело Лагуты выгибалось, ноги гребли песок и строительный мусор, во все стороны летели брызги крови. Этой сцены, как и мертвенно-бледного перед смертью лица Лагуты, мне не забыть никогда. Потом он затих, а вокруг тела расплылась огромная лужа крови.

Поселковые мальчишки, наблюдавшие с ограды, придвинулись ближе. Я ненавидел их, как ненавидел Вагифа, людей, окружавших его, и весь этот чужой проклятый аул. Я решил, что теперь моя очередь, и почему-то боялся не самой смерти, а то, что мне будут резать глотку, и я буду так же мучительно и страшно захлебываться собственной кровью. Лучше пристрелите!

— Сволочи! Нельзя так, — ругался и цокал языком хозяин. — Зачем людей убивать?

Вряд ли Асадулла сильно жалел Лагуту. Ему просто было жаль хорошего строителя, и, конечно, он понимал, что за смерть заключенного ему придется отстегивать дополнительную сумму начальнику колонии. И еще понял, что Вагиф перерос отца. Возможно, только благодаря сыну Асадулла так разбогател в последние годы, и влияния на Вагифа он уже не имел.

— Я тебя сейчас отвезу домой, — сказал мне Асадулла. Под словом «домой» имел в виду колонию. Он торопился избавиться от меня, чтобы не платить за второй труп. — Собирайся!

Но мне было не суждено вновь войти в знакомые ворота. Прибежала Надия и, размахивая руками, быстро заговорила. Надо отдать должное, Асадулла соображал еще быстрее.

— Сашка, сюда идет Вагиф. Надия отведет тебя через сад к оврагу. Убегай дальше от села, а ночью возвращайся к себе.

Бежать я не мог. Вагиф врезал мне крепко. Я едва успевал за девушкой, которая, то и дело оглядываясь, торопила меня. Надия открыла калитку. В полусотне шагов начинался овраг, густо заросший лесом. Там меня не догонят.

— Прощай, Сашка.

— Прощай, Надия.

Я шел, не останавливаясь, часа полтора. Овраг давно закончился, я шагал через сосновый лес по склону горы. Село осталось далеко внизу. Я вдруг сообразил, что иду в сторону зоны. А надо ли мне туда? Я опустился на прогретый солнцем бугор. Напряжение и пережитый страх сменились усталостью. Я завернулся в куртку и почти мгновенно заснул.

Когда открыл глаза, уже смеркалось. Долину заволокло дымкой, а в лесу стало неуютно и темно. Я повернулся и пошел обратно, к селу. Я никогда не задумывался всерьез о том, что смогу совершить побег, но решение принял неожиданно легко и быстро. Олег ночевал в летней кошаре километрах в полутора от села. Собаки в здешних местах на людей не нападают, хотя и поднимают оглушительный лай. Я долго топтался возле домика, стучал в закрытую дверь, пока не откликнулся старик-месхетинец, напарник Иванова. Старик был из беженцев, по существу, такой же раб, как и я.

— Где Олег?

— А кто это?

— Сашка.