– Бред! – выдохнула Настя.

Гаммер заявил, что я всё пересказала слишком сумбурно, но согласился, что роман не самый удачный. А вот папе роман понравился! Правда, он читал его давно и помнил смутно. За ужином папа признался, что в детстве фантазировал о поездке в Зурбаган, только больше впечатлился им не после «Золотой цепи», а после отдельных рассказов Грина.

– А это где? – спросила я.

Оказалось, что Зурбаган – вымышленный. Читатели даже придумали для него Гринландию, то есть страну Грина. Мы с папой поговорили о несуществующих городах, и я рассказала ему про Эглоу из «Бумажных городов» другого Грина. Папе понравилась идея размещать на карте вымышленные названия, чтобы по ним ловить тех, кто без разрешения скопирует и опубликует твою карту, но читать «Бумажные города» папа, разумеется, не захотел, потому что история там была совсем не про карты, а про одиночество. Это Настя такое любила. Собственно, «Бумажные города» мне достались от неё. Папа в детстве зачитывался краеведческими книгами, и тут наши вкусы совпали, однако художественную литературу мы любили разную. Я не была поклонницей романов и предпочитала более документальные, основанные на фактах произведения. Ни «Оцеола», ни «Золотая цепь» меня по-настоящему не вдохновили.

– Зачем же ты их прочитала? – удивился папа. – Не нравится, отложи. Книг много, а времени мало.

Я объяснила папе, что всё дело в антикварной открытке болгарского Красного Креста. Я до сих пор искала отправителя – если подписываешь дорогую карточку, точно надеешься увидеть её на сайте и в благодарность получить восторженный хуррей, – а Настя с Гаммером вообразили, что в открытке зашифрован квест, который привёл нас в библиотеку. «Оцеола» и «Золотая цепь» стали его частью, хотя мне казалось, что никакого квеста в действительности нет.

– Ну, – рассмеялся папа, – если квест привёл в библиотеку, а не в ночной клуб, это уже хорошо.

– Тут бы Настя с тобой поспорила!

Наверное, папа был прав: не так важно, существовал ли лабиринт. Главное, что мы собирались в штаб-квартире, делились догадками и представляли, куда заведёт расследование – в леса Флориды или горы Болгарии. У нас появился свой Зурбаган, и мы по нему путешествовали.

Я обновила мудборд в торговом зале, и открытка «я таджика» вернулась ко мне в мансарду. Я была уверена, что изучила карточку вдоль и поперёк, но после разговора с папой полезла в интернет и сразу сделала открытие! Про марку с Орфеем и египетским стервятником давно прочитала всё, что только удалось найти, а вот российскую марку с виноградом как-то упустила. Выяснилось, что изначально она шла в сцепке! Совместный выпуск России и Болгарии! На марке слева женщина держала российский цветочный виноград, а на марке справа уже другая женщина держала болгарский «рубин Кайлышки»! Обе марки – на сорок пять рублей. «Я таджик» наклеил на конверт левую половину сцепки. Понятно, почему он купил такую дорогую марку, – дело не в расточительности, а в желании оставить ещё одно не самое очевидное указание на Болгарию!

Опять Болгария… Я вернулась к мыслям об Иване Руже, единственном болгарском писателе в списке Смирнова. Решила во что бы то ни стало раздобыть затерявшийся в библиотеке экземпляр «Таинственного похищения».

Глава восьмая

Последние книги Смирнова

После истории с виноградной маркой я заново перебрала зацепки «я таджика» и добавила к ним чернильное пятно на ущербном развороте.