|
Мне теперь повсюду чудились скрытые подсказки, я даже разделила листочек с каменистым пляжем на четыре отдельных листочка: «речной пляж», «скалы», «туристы», «коровы», – но согласилась с Гаммером, что это перебор. Затем я обошла соседей и нашла у дяди Вити точно такой же детгизовский шеститомник Майн Рида. У него и «Золотая цепь» такая же отыскалась! Дядя Витя признался, что его дети в домашнюю библиотеку не заглядывали, и разрешил мне забрать хоть всего Майн Рида, заодно предложил Фенимора Купера и Жюля Верна. Я ограничилась «Оцеолой» – перечитала восемь глав утерянной девятой тетради. Текст из собрания полностью совпал с текстом из отдельного издания, которое мне выдали на Бородинской, однако я увидела на развороте шестидесятой главы простенькую иллюстрацию. Подумала включить её в список зацепок, но представила реакцию Гаммера и отмахнулась от этой идеи. Там не было ничего особенного. Рэндольф прятался в кустах и подглядывал за сестрой, кокетничавшей с Ринггольдом. Под иллюстрацией стояла подпись: «Сквозь листву я ясно видел платье сестры и отчётливо слышал каждое их слово». Нет… Картинка тут была ни при чём.
– Да и всё содержимое девятой тетради ни при чём, – прошептала я. – Может, дело в номерах страниц? Или в номере самой тетради – девятке? Ух… Я чуть голову не сломала, пока думала. Задержалась на трёх штемпелях. Отделение почты в Калининграде я знала хорошо, да и считала его отыгранным, раз уж оно привело нас в библиотеку на Бородинской. Остались два отделения: светлогорское и заливинское. Я открыла карту «Яндекса». Ничего особенного не увидела, хотя возле отделения в Светлогорске обнаружилась детская библиотека. Я не поленилась и позвонила туда. Выяснила, что ни одной книги из списка Смирнова у них нет. Был только «Оцеола», но в более новом издании. Настя предложила съездить в Светлогорск и Заливино, чтобы посмотреть на отделения почты вживую. – Да чего там смотреть… Поездка в Светлогорск, конечно, выглядела более реалистичной, чем полёт в Болгарию, однако представлялась мне столь же нелепой. – Ну приехали мы, дошли до отделения. А дальше что? История с Ружем не продвинулась. Я замучила Лену просьбами найти его. Заодно замучила других библиотекарей. Людмила Степановна лично пошла в книгохранение и провела там минут двадцать, но Ружа не отыскала. Я ждала у металлической решётки, преграждавшей спуск в подвал, а потом умоляла Людмилу Степановну пустить меня в книгохранение. Я бы согласилась провести там целый день, перерыла бы все книги. Не откопала бы ((Таинственное похищение», но хотя бы успокоилась – поверила бы, что сделала всё возможное. Людмила Степановна сказала, что читателям, «даже таким умненьким и славненьким», спускаться в книгохранение запрещается. «Туда и библиотекарей не всех пускают!» Правда, с четырнадцатого года на Бородинской ввели штрихкодирование книг, и в подвале побывал чуть ли не каждый сотрудник библиотеки – рук не хватало, а работы было много. Наверное, тогда мой Руж и потерялся. Его заставили, то есть вернули не на своё место – нарушили алфавитную последовательность на полке или вообще переместили на другой стеллаж. Он мог потеряться и раньше. В две тысячи девятом году в библиотеке начался четырёхлетний ремонт. Книги стояли по всему холлу – их то выносили из книгохранения, то заносили обратно. Библиотекари старались ничего не напутать, но случалось всякое. «Тут ведь, понимаешь, человеческий фактор», – вспомнились слова дядя Рустэма. Наконец, официальная ББК, то есть библиотечно-библиографическая классификация, менялась, и в библиотеке порой не успевали под неё подстроиться, в спешке переставляли книги – их на Бородинской было почти сто пятьдесят тысяч, – и тут опять же немудрено потерять Ружа. |
