Учителя уже не делали скидку на то, что он новичок, спрашивали со всей строгостью и задавали уроков на дом не меньше, чем остальным, а иногда даже больше, чтобы догнал других по специальным предметам.
Он привык к распорядку закрытого учебного заведения. Здесь существовали свои неписаные законы. Невозможно было соврать, потому что любая ложь сразу же раскрывалась, нельзя было прийти на урок с невыполненным домашним заданием. Учителя могли это сразу определить.
Теперь Пётр уже понимал, почему школа чистая, почему на стенах нет надписей, клякс, а вся мебель словно только-только из магазина — ни царапины, ни пятнышка. Но в общем мальчишки здесь были такие же, как и везде. Они играли в футбол, иногда злились друг на друга, давали друг другу клички, дрались, дёргали девочек за косички, отправляли записки с признаниями в любви.
Но вот однажды Ларина вызвал к себе в кабинет Илья Данилович. Мальчик вошёл. Перед директором лежал на столе исписанный лист бумаги. Директор поднял руку, и Пётр догадался: сейчас в ней окажется остро отточенный карандаш.
— Ты делаешь успехи. Я разговаривал с преподавателями, смотрел классные журналы. Я не жалею, что взял тебя в школу. С ребятами, как я понимаю, отношения у тебя хорошие?
— Да, — сказал Ларин.
— Тебе лучше, чем в той школе, где ты учился раньше?
Ларин кивнул утвердительно.
— Я рад. Завтра в твоей жизни наступит важный день, поэтому ложись сегодня пораньше, наберись сил. Многое из того, что произойдёт, покажется тебе странным, но все через это проходят. Главное — не бояться. Надеюсь, ты выдержишь это испытание благодаря тем навыкам, которые успел получить.
Что за испытание предстоит выдержать, директор не уточнил. Ларин задумчиво побрёл по коридору к себе в комнату.
Он едва дождался, когда появится сосед по комнате с пёстрой змейкой на запястье.
— Ты чего такой взъерошенный? — глядя на Ларина, спросил Шубин, снял с запястья змейку и повесил на спинку кровати.
— Меня директор вызывал.
— Что, вляпался во что-нибудь?
— Нет, совсем по другому вопросу.
— По какому?
— Он сказал, что завтра меня ждут испытания.
— Что, уже? — широко открыв глаза, удивился Шубин. — Быстро время летит. Я думал, ты ещё недели две, а то и месяц останешься в неведении. Куда это они так торопятся?
— А что это будет? — шёпотом спросил Ларин, глядя на дверь, словно за ней кто-то стоял и подслушивал.
— Вообще, про это говорить нельзя, но тебе по дружбе скажу, ты не разболтаешь. В актовом зале был?
— В каком, в большом?
— В том, где проходят концерты, когда приезжают родители. Там на сцене, за бархатным занавесом, большая картина от пола до потолка, до колосников.
— До чего?
— Там железяки с фонарями висят, на них декорации цепляют…
— А-а-а, — произнёс Ларин, хотя всё равно ничего не понял, но картину попытался вспомнить.
— Значит, ты её не видел. Если бы один раз увидал, наверняка бы запомнил.
К чему так долго рассказывает Артём про сцену в актовом зале и про картину, Пётр не понимал.
— Так вот, там за нарисованной картиной есть нарисованная дверь. Тебя к ней завтра и подведут.
— А потом?
— А потом суп с котом. Сам увидишь. Тебе надо выспаться, сил набраться. И за завтраком ешь поменьше.
— Это ещё почему?
— Я тебе советую, а ты поступай как знаешь.
— А дальше что? — спросил Ларин.
— Узнаешь! Мне на завтра сочинение надо написать о любимой книге, так что ты меня не отвлекай. |