Повернувшись на бок, Пётр стал наблюдать за капитаном. Капитан Раймонд не спешил ложиться. Из какого-то дома для него принесли небольшой дощатый столик и колченогий табурет. Теперь, когда все уснули, капитан уселся за стол, поставил на край столешницы слюдяной фонарь со светлячком внутри и положил перед собой принесённый с корабля тяжёлый прямоугольный свёрток. Задумчиво попыхивая трубкой, он сломал восковую печать, развязал верёвку и откинул край парусины. Пётр увидел огромную толстую книгу в коричневом кожаном переплёте. Переплёт был изрядно потрёпан и засален, на нём виднелись белёсые разводы морской соли, а прямо посередине тусклым серебром горел адмиралтейский якорь — герб гильдии Вольных Мореходов. Капитан раскрыл книгу на середине, перевернул несколько страниц, достал откуда-то медную чернильницу и снял с неё затейливую крышку. Потом он что-то пробормотал, и в руке у него откуда ни возьмись очутилось большое белое перо. Капитан вынул из ножен кортик, ловко срезал у пера кончик, пощупал его пальцем, удовлетворённо кивнул, обмакнул перо в чернильницу, на мгновение задумался и принялся писать, старательно выводя диковинные местные буквы. Лицо у него сделалось скорбное, как у всех пишущих, косматые брови сдвинулись к переносице, глаза скосились, а язык высунулся наружу от старательности. Видно было, что капитан не привык писать от руки; очевидно, в обычных условиях он просто диктовал вслух, наблюдая за тем, как перо само собой бегает по бумаге. Но теперь такой способ не годился: кругом было полно народу, и капитан то ли не хотел будить спящих, то ли писал что-то секретное, не предназначенное для чужих ушей.

— Ад и дьяволы, — бормотал он себе под нос, не прерывая письма, — как же пишется «широта» — «шЕрота» или «шЫрота»? «Е» или «Ы»?

Петра так и подмывало помочь, сказав, что слово «широта» пишется через «и», но он промолчал. Капитан был занят важным делом — он заполнял бортжурнал.

— А, какая разница! — буркнул капитан и со стуком обмакнул перо в чернильницу. — Как ни напиши, всё равно каждому ясно, что широта — это не долгота…

И он опять заскрипел пером по пергаменту. Под этот скрип Пётр заснул и проснулся, когда в открытые двери амбара уже било яркое утреннее солнце.

Ночь прошла спокойно. Свисток, который не нуждался в отдыхе и отлично видел в темноте, до самого утра просидел на самой высокой сосне над обрывом. С её верхушки отлично просматривалась вся бухта, но Свисток так и не увидел ни малейших признаков зловещего тумана, который предвещал приближение морской гвардии. Он лично сообщил об этом Петру, забравшись к нему в гамак и удобно расположившись у него на груди.

— Что бы вы все без меня делали? — закончил он свой доклад, любовно полируя медное брюшко свистнутым где-то кусочком мягкой замши. — Ты бы точно пропал, соня. Должен тебе заметить, что Ларину Петру, появление которого предсказано, не пристало столько дрыхнуть.

Пётр обозвал его болтуном и выбрался из гамака.

Умывшись и наскоро перекусив остатками вчерашнего обильного ужина, он отправился на берег и удивлённо присвистнул, увидев «Каракатицу». Все три её мачты уже гордо возвышались над палубой, и мастеровые как раз заканчивали натягивать новый такелаж. Молчаливые местные женщины, расстелив на пляже извлечённые из трюма китовые кожи, кроили паруса: на складах Ремонтного как раз закончилась парусина, за ней надо было идти на Тубангу, а Тубан-га, насколько понял Пётр, была последним местом, куда капитану Раймонду хотелось вести своё судно. Там, на Тубанге, «Каракатицу» с нетерпением поджидали морские гвардейцы. За последние дни у железноголовых слуг Королевы-Невидимки накопилась к капитану Раймонду масса вопросов, и бравый покоритель морских просторов, похоже, вовсе не горел желанием на эти вопросы отвечать.