Гостеприимные островитяне явно торопились поскорее закончить ремонт «Каракатицы» и спровадить опасных гостей от греха подальше. С наступлением темноты работа на борту не только не прекратилась, но, казалось, закипела с удвоенной силой. Плотники бубнили заклинания, топоры стучали, как обезумевшие дятлы, пилы звенели, вгрызаясь острыми зубьями в твёрдую древесину, повсюду сияли яркие зеленоватые огни. В качестве осветительных приборов островитяне использовали очень крупных светлячков, которые сидели внутри жестяных фонарей со слюдяными оконцами и, как показалось Петру, были вполне довольны своим положением. Светлячки были большие, очень упитанные и вовсе не стремились сбежать из своих слюдяных тюрем. Оказалось, что на Ремонтном их научились приручать, и они давно сделались домашними животными, наподобие кошек или собак. Бородатый плотник, который объяснил это Петру, не видел в таком положении вещей ничего странного, и Пётр, подумав, согласился с ним: Острова есть Острова, на них нет ничего невозможного.

Ночевать им пришлось в деревне. Пётр заметил, что, покидая борт, капитан Раймонд оставил все личные вещи в каюте, но прихватил с собой какой-то большой прямоугольный предмет, тщательно обёрнутый просмолённой парусиной, и маленький серебряный ларец, единственным украшением которого служило приделанное к крышке кольцо. Ключ от ларца капитан повесил на шею и спрятал под тельняшкой; тяжёлый свёрток, который капитан нёс под мышкой, был перекрещён крепкой верёвкой, поверх которой красовалась большая восковая печать с изображением герба гильдии Вольных Мореходов. Похоже, это были главные сокровища капитана Раймонда, которыми тот очень дорожил.

Поднимаясь от причала наверх по крутой тропинке, капитан пыхтел и отдувался, и Пётр предложил свою помощь. Он думал, что капитан откажется, и тот действительно слегка заколебался, но потом хмыкнул в бороду и протянул Петру ларец, произнеся при этом довольно странные слова.

— Держи, юнга, — сказал он. — В конце концов, кому, как не тебе, носить эту штуку?

В зеленоватом свете слюдяного фонарика бородатое лицо капитана казалось загадочным, но Пётр слишком устал, чтобы на ночь глядя задаваться новыми вопросами. Он просто протянул руку и взялся за кольцо, приделанное к крышке ларца. Он предполагал, что в ларце находятся корабельная касса или личные сбережения капитана, и приготовился к тому, что ларец окажется очень тяжёлым. Но Пётр ошибся: груз оказался совсем невелик, из чего следовало, что ларец либо пуст, либо содержит в себе что-то совсем лёгкое, почти невесомое.

Команда разместилась в большом общинном амбаре, стоявшем на краю площади, в двух шагах от общинного дерева — огромной, кряжистой сосны, засохшей и лишившейся коры много лет, а может быть, и веков назад. После обильного ужина деревенский староста пригласил капитана и Петра на ночлег к себе в дом, однако капитан отказался — вежливо, но твёрдо. Похоже, он всё ещё ждал появления морской гвардии и хотел быть вместе со своими людьми, когда это случится. Пётр тоже остался в амбаре: он разделял мнение капитана. Кроме того, здесь было веселее.

В амбаре было тепло и сухо. Здесь пахло зерном и мышами, которые тихонько возились в тёмных углах и время от времени принимались возмущённо пищать. Боцман распределил вахты. Вахтенные ушли на берег следить за входом в бухту и наблюдать за ходом ремонтных работ, а остальные матросы, развесив гамаки, улеглись спать. Вскоре амбар огласился разноголосым храпом, заглушавшим мышиную возню. Пётр тоже забрался в гамак, но, несмотря на усталость, ему не спалось. В ушах у него всё ещё стоял шум ветра и плеск волн, и ему казалось, что амбар заметно раскачивается, как судно на океанской волне.