— А не мог этот козел контрабандой вывезти их за кордон и продать за наличные? — спросил Мэк.

— Он страдал агорафобией. И боялся выходить из отеля. Другая страна была для него недостижима, как другая планета. Так почему же обратить монеты в наличные деньги, которые ему вовсе не были нужны — ведь он и так был очень богат, — было бы ему приятнее, чем обладать запасом золота, какого с тридцатых годов не было ни у одного американца?

Этой ночью мы осмотрели несколько номеров и обнаружили, что Карлайл стремился сохранить их в том самом виде, в каком они пребывали, когда их покинули последние постояльцы. Возможно, он принялся за это уже в сороковом году, когда погиб Даната.

— А сколько сейчас стоит золото?

— Более четырехсот долларов за унцию.

— Значит, мы можем переплавить эти монеты и...

— На этом вы много потеряете. «Двойной орел», который весит меньше унции, стоит у коллекционеров почти семьсот долларов.

— Господи...

— Но это еще не все, — продолжал Бэленджер. — Последняя партия «двойных орлов» была отчеканена в тридцать третьем году, непосредственно перед тем, как американское правительство отменило золотой стандарт. И еще до выпуска в обращение они были запрещены и их уничтожили. Большую часть. Но несколько монет были украдены. Недавно одна из украденных монет попала в руки правительства и выставлена на аукцион «Сотби». И там она ушла за без малого семь миллионов долларов.

— Семь?..

— Миллионов долларов. Мы считаем, что у Данаты таких монет могло быть пять.

В свете горящих фонарей глаза Тода ярко сверкнули. Он махнул рукой:

— Эй, пошли. Мне очень не терпится запустить руку в этот тайник.

Винни метнул в него яростный взгляд. Было понятно, что он не может простить своему новому знакомому обман. Тем не менее опасность и давняя привязанность к профессору заставили его повиноваться. Сразу же стало ясно, что связанные запястья до чрезвычайности ограничивают их возможности. Методом проб и ошибок они выяснили, что могут поднять профессора, только просунув сложенные руки ему под мышки. Поскольку у Конклина руки тоже были связаны, он ничем не мог им помочь. С великими усилиями они все же подняли его.

Конклин стонал, но все же сумел устоять на здоровой ноге.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Бэленджер.

— Я все еще жив. — Профессор тяжело вздохнул. — Да уж, при таких обстоятельствах на что мне жаловаться?

— Скажите, это правда? — потребовал Винни. — Что вы с этим парнем собирались присвоить золотые монеты?

— Я далеко не идеальный человек, — сказал Конклин. — Это вам следовало бы уже понять о своих преподавателях. Но когда я слушал ваши объяснения насчет Акта о золотом запасе от тысяча девятьсот тридцать четвертого года... О Сент-Годен-се... Винни, ты запомнил даже Сент-Годенса.

— И как вы собирались поделить деньги? Между вами двоими?

Пожилой профессор выглядел пристыженным.

— И ты согласился бы участвовать в этом? Ведь мы все время провозглашали, что ничего не берем, а только фотографируем.