– Я не ему машу, там Вася Кружкин мается, не понимает, можно ему уже войти или нет.

– Вообще‑то, конечно, нельзя – с кофе и выпечкой из другого заведения. – Ирка привстала, высмотрела прячущегося за углом Василия со стаканами в картонной подставке в одной руке и крафтовыми пакетами в другой. – Но кофе из «Хлеб да каша» уже наверняка остыл, так что мы возьмем тут горячий, и приличия будут соблюдены.

Она встала и ушла делать новый заказ, а на ее место через несколько секунд плюхнулся Кружкин.

– Тут пирог. – Он положил передо мной бумажный пакетик из булочной.

– А тут каша. – Я постучала себя по лбу и пожаловалась: – Все смешалось, как в доме Облонских: маньяки, сатанисты, некроманты…

– Я так много пропустил? – расстроился Василий.

– Ирка тебе все перескажет. – Я перевела стрелки на подругу.

Им с Василием потом вдвоем в метро ехать, за полчаса успеют обсудить все жуткие версии с леденящими душу подробностями.

– Три средних латте, – сказала Ирка деве за прилавком.

Дева была пышная, сдобная, с томным взором. На непредвзятый взгляд, в окружении свежих булок она смотрелась весьма аппетитно, но голодные люди, особенно мужчины, больше интересовались содержимым витрин и полок, и дева, видимо, ощущала недостаток внимания к своей персоне.

Ирка поняла это по уныло-завистливой интонации, с какой дева произнесла, адресуясь будто бы к жужжащей кофемашине:

– И как это у некоторых получается – всякий раз с новым интересным мужчиной приходить?

По тону чувствовалось, что печальная дева не ждет ответа, озвучивает свой риторический вопрос в качестве кроткого укора своей собственной злой судьбе, но Ирка все‑таки откликнулась:

– Чистое везение, честное слово!

Печальная дева, переставляя на стойку стаканы с готовым кофе, с унылым сарказмом пробормотала:

– Ну да, ну да. Сначала симпатичный очкарик, потом представительный усатый, теперь вот этот бородач – кто они все и откуда берутся?

И снова она не ждала ответа, будто смирилась с пораженческой мыслью, что интересных мужчин дарует некоторым особенно везучим женщинам капризное небо или же они возникают из пены – увы, не кофейной.

Ирка, воплощение оптимизма, неизбывной тоски в голосе девы не стерпела.

– Очкарик – археолог, его мы, не поверите, подобрали, он буквально на дороге валялся, – ответила она, лишь чуточку лукавя. – Усатый из полиции, он изначально сам пришел, по делу. – Добавлять «об убийстве» не стала. – А бородатый – известный питерский художник, он сосед близкой родственницы нашей подруги. – Она кивнула на Ленку, сидящую за столиком рядом с бородачом. – О ней рассказывать?

– О подруге не надо, я женщинами не интересуюсь, – отказалась от нового знакомства печальная дева и повела рукой в сторону. – Сахар слева от вас.

– Самой бы тебе добавить сахара, – проворчала Ирка, отойдя от стойки с подносом. – Кислая такая – аж зубы болят!

– У тебя болят зубы? – встревожилась я, услышав бормотание приблизившейся подруги. – Надо завязывать со сладким.

– Ничего у меня не болит. – Ирка выставила на стол стаканы, отложила на пустой соседний столик поднос и села с нами. – Кроме разве что моего большого доброго сердца.

Она притиснула руку к груди, показывая местоположение названного органа, но тут же опустила ее ниже, чтобы достать из кармана зазвонивший телефон.