|
Сводящая с ума близость девичьего тела и снова – водка… А потом и эти проблески окончательно погасли, и включился автопилот. Должен был включиться. Надеюсь… Глава 2 Казалось бы – нет ничего хуже, чем проснуться после пьянки, ничего не помня наутро. Мало того, что всего с похмелья колотит, так еще и в памяти сплошная черная дыра. Но на деле, когда просыпаешься в таком состоянии дома, вроде как все и в порядке. Тревожит, ко-нечно, что приятели или коллеги о вчерашнем поведают, зато есть возможность отлежаться, принять душ, выпить чашечку кофе… А вот когда разлепляешь веки и не понимаешь, где находишься, – это напрягает. Серь-езно так напрягает, хуже только в трезвяке очнуться. Ну или вообще не очнуться; не раз и не два такое наблюдал. Так что в какой-то степени мне даже повезло. Пусть и не помню ни черта, но лежу на кровати и даже простынкой укрыт. Вопрос лишь в том: где именно я лежу, укрытый простынкой, и каким образом здесь очутился. И вроде достаточно просто развернуться от стенки и оглядеться, но шевелиться как раз и не хотелось. Оторву затылок от подушки, и тлеющие в голове угли немедленно полыхнут пламенем, имя которому боль. А если вдобавок рядом окажется не та, за которой вчера весь вечер ухлестывал, так и вовсе караул. Впрочем, и так – караул! Башка трещит, живот крутит, глотка пересохла, ломает всего опять же не по-детски. Ощущения, надо сказать, хоть и привычные, но в целом изрядно подзабытые. Сразу даже не припомню, когда последний раз с похмелья маялся. И продукт качественный ста-рался употреблять, и меру знал. Да и покрепче стал; это в Приграничье скелет скелетом был, а на казенном довольствии килограммов десять – пятнадцать точно прибавил. И не жирком заплыл, а мышцой оброс. Поллитру под хорошую закуску уговорить – как нечего делать. А тут намешал, блин… Но медлить дальше особого резона не было, поэтому, собравшись с духом, я откинул простынку – трусы на мне, что уже радует, – и осторожно уселся на узенькой кровати, втис-нутой на чуть менее узкий балкон. Через открытую дверь заглянул в комнату – а там, стоя у зеркальной дверцы шкафа, накладывала макияж Алена Евгеньевна. Зимина?! Очень интересно… – Доброе утро, – несколько пришибленно пробормотал я. – Проснулся? – Девушка убрала тушь в косметичку и обернулась: – Собирайся, на ра-боту опаздываем. Я медленно поднялся на ноги, и в темечко словно раскаленный штырь вбили, накатила тошнота, в глазах посерело. Пришлось пережидать головокружение, сглатывать слюну и только тогда уже спрашивать: – Можно нескромный вопрос? Почему я здесь? – Ну ты сам на балконе спать решил. Воздуха тебе не хватало. – О! – только и выдавил я из себя в ответ на столь двусмысленную фразу. Диван-то в комнате был один. – А вообще как у тебя оказался? – Не помнишь ничего? – догадалась Зимина. – Не-а, – сознался я, не без интереса поглядывая на ее едва прикрытые коротеньким халатиком ноги. Ноги стройные и загорелые… Стоп! Куда-то меня не туда понесло. – Пришлось тебя к себе забрать, – улыбнулась Алена Евгеньевна. – Не бросать же на произвол судьбы было. – А чего домой на такси не отправила? – А ты адрес помнил? – Это вряд ли. – Я шагнул в комнату и вновь поморщился от головной боли. – А Вита-лий? – Он и сам лыка не вязал. Алкоголики. – Зато ревизоров споили. – Только это вас и оправдывает. Я сдернул со спинки стула свои джинсы, неосмотрительно нагнулся за свалившейся на пол футболкой и сразу почувствовал, что со столь интенсивной физической деятельностью несколько поторопился. – В туалет, – пояснил и выскочил в коридор. |
