Он оборвал фразу на середине и внезапно устремился к ближайшему подъезду схватив своего спутника за рукав.

— Ты что? — спросил тот в подъезде, едва переводя дыхание. Пахло гнилью и кошачьей мочой.

— Не видел — менты!

— Я ничего не заметил...

— Разуй глаза! Нас может погубить любая проверка документов.

— Ой, ребята, подайте на хлеб, — вышел из темного угла вонючий алкаш. — Три дня не ел. Сами мы не местные, отстали от поезда...

— Мы тоже не местные, — ответил Ахмет. — Отвали.

— Значит, вы меня понимаете, — не отставал алкаш. — Так жрать хочется...

— А выпить тебе не хочется? — спросил Ахмет.

— Хочется. У вас есть?

— Есть. — Ахмет достал из сумки капсулу. — На, выпей.

— Непаленая?

— А тебе не все равно?

— Все равно, — хихикнул алкаш.

— Тогда пей.

Ахмет открутил крышку.

— Я из горла не умею.

Ахмет дал крышку алкашу. Тот примерил ее к горлышку капсулы, которую держал в руках Ахмет, и вдруг молниеносным движением закрутил капсулу, выбил ее из рук Ахмета, поймал на лету, одновременно выкинув ногу в тяжелом ботинке. Нога угодила Ахмету в пах, тот согнулся в три погибели, охнул, начал оседать.

— Док, один есть! — крикнул «алкаш».

Асланбек метнулся на улицу, но на пути его встал еще один бомж, тот самый, что шел за ними от самого начала канала Грибоедова.

— Куда? Назад, приехали! — сказал Док.

«Алкаш», а это был Муха, только на секунду обернулся, чтобы увидеть, как Док двинул Асланбека жесткой, как доска, ладонью в нос. И этой секунды было достаточно.

Нож блеснул в темноте как-то слишком ярко, так, во всяком случае, показалось Мухе. Он еле успел отпрянуть, но недостаточно, лезвие полоснуло его по животу.

Муха зажал рукой рану.

Оживший Ахмет тут же метнул нож в Дока, но промахнулся, Док успел откачнуться, нож просвистел в миллиметре от уха.

В следующее мгновение он уже стрелял туда, где только что стоял на коленях Ахмет. И он попал, но не в Ахмета. В Асланбека — Ахмет успел прикрыться телом своего племянника. —

— Муха! — закричал Док.

Тот рухнул на грязный пол парадного, крепко сжимая в руке капсулу.

Ахмет схватил Муху за волосы, поднял его голову и приставил к виску пистолет.

— Я его кончу! Я кончу его! — закричал он Доку. Док перешагнул через мертвое тело Асланбека.

— Отпусти его. Все и так кончено!

— Ничего не кончено! Все только начинается! Уйди с дороги, а то я разнесу ему башку.

— Стреляй, Док, — прохрипел Муха. — Стреляй! Док поднял пистолет.

Но выстрелить не мог.

— Стреляй! Стреляй, Док! — умолял Муха. — Добей гада!

Ахмет, мертво держа Муху за волосы, начал отступать.

— Стреляй! Стреляй! — из последних сил молил Муха.

— Муха! Муха! — закусив губу, мычал Док.

— Стреляй!..

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Москва

8 июля 200... года, 21.37

Скрип железного засова. Неконтролируемый страх. Здесь волчий мир, здесь его ненавидят. Кажется, все Лефортово знает, что он бывший гэбист. Каждый новый сокамерник появлялся со злобной ухмылочкой, предвкушающей садистские радости. Заканчивалось это с каждым разом все хуже и хуже... И все знали его фамилию — Петухов. Она была здесь вдвойне опасна.

Во- первых, этимологически. Раньше никогда в голову бы не пришло думать о ее тюремном смысле. Но здесь она сразу же определяла отношение сокамерников.

Во- вторых, у зэков долгая память.