Кукушкин снова схватился за сердце, но на этот раз к нему никто не подбежал. Все, замерев, смотрели, как выкрикивает что-то несусветное старый, больной, сумасшедший человек.

Кукушкин неожиданно рванулся к старому комоду, уставленному лекарствами, схватил флакон, с виду напоминающий валерьяновые капли, и залпом выпил его. Потом выпрямился, обвел торжествующим взглядом всех присутствующих, рванулся было к графину, но налетел на Артиста и упал...

Судорога свела все его тело. Он неестественно выгнулся и застыл.

Он был мертв.

— Противоядие! Он так и не сказал, где противоядие! — закричала Соня.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Санкт-Петербург

12 июля 200... года, 20.12

Трубач не спал уже сутки. Нездоровая взвинченность не оставляла его ни на минуту. Уже несколько часов он блуждал по заброшенному объекту Ленводоканала. Он просто не мог заснуть, даже когда Пастух или Док предлагали сменить его на вахте. Артист, в общем, тоже глаз не мог сомкнуть. Но для Трубача ожидание было мрачным, тяжелым, мстительным.

Это, конечно, была безумная затея — целиком положиться на эту версию. Но Док почему-то был уверен, что Ахмет придет именно на водозаборы.

Не обязательно на этот. Их в городе было несколько. Но Доку поверили. И теперь на каждом водозаборе дежурили люди.

Трубач выбрал тот, который уже пришел в упадок, потому что его техника устарела, очистные сооружения развалились, ими пользовались только в крайних ситуациях.

И вообще, может быть, никто сюда уже больше не придет. Может, Ахмета уже задержали бесчисленные патрули. Может, он действительно уже давно бросил капсулу в Неву.

Но Трубач упорно ждал. Его жаждущая справедливости натура не находила покоя.

Он снова и снова вспоминал сестру, свою школьную любовь Сашку, людей, умиравших на улицах Глазова, Муху, который лежит в больнице и все никак не придет в себя.

Билла.

Нет, он должен ждать. И он дождется. Почему-то Трубач был в этом уверен. С него началось, он и закончит.

Когда гул шагов зазвенел в пустом, огромном ангаре, сразу стало ясно, что ожиданию пришел конец.

Гость явился. Ему оставалось несколько шагов до плотины.

Да, это был Ахмет.

Трубачу надо было сделать всего только один выстрел. Но в самый последний момент он опустил пистолет. И вышел из укрытия.

Ахмет вынул из сумки капсулу, открыл ее и занес над водой.

— Ну и что ты собирался делать?! — спросил Трубач.

Ахмет замер. Он мог себе это позволить — дальше спешить некуда. Даже если его убьют, яд все равно попадет в воду.

— Ты хочешь вылить яд? Хочешь всех к праотцам отправить?

— Да, дорогой, я хочу, чтобы вы все сдохли.

— Интересно. А у меня желание: чтобы ты жил, чтобы выставить тебя в клетке, как дикого зверя, чтобы люди смотрели и пугали тобой детей.

— Насмешил. Некого будет пугать. Потому что как сдохли все в Глазове, так сдохнут и тут.

— Я тебе больше скажу, этот яд может убить всю землю.

— Тем более. Так что не надейся обмануть судьбу.

— Ну если так, то чего тянуть? Бросай, только одна просьба. Дай мне умереть первому. Будь человеком, налей мне яду.

— Тебе? С удовольствием. Зачем тебе жить, вам всем не надо жить. Во что тебе налить?

Трубач пнул ногой ржавую консервную банку. Она подкатилась к ногам Ахмета.

— Вот отличный бокал.

Ахмет быстро поднял банку и, держа капсулу над водой, плеснул из нее в «бокал».

— Держи, хорошему человеку не жалко, — криво улыбнулся он.