Изменить размер шрифта - +
 – Может быть, именно поэтому бедняжка принцесса Генриетта так часто болеет… Трястись на подводе много миль еще до того, как появился на свет…

Подумав об этом еще немного, Фрэнсис неожиданно спросила:

– Так вы действительно видели его?

– Кого? – спросила Дороти Калпепер с раздражением, которое можно было вполне понять и извинить.

– Старшего брата Генриетты, Карла. Того самого, о котором она постоянно говорит. Который должен был быть королем. И с которым я в родстве.

Дороти отложила рукоделие и убрала нитки.

– Как вы умеете перескакивать с одного на другое, Фрэнсис! Не представляю себе, на что вы можете рассчитывать в будущем, если не научитесь сосредоточиться. Да, я видела его, когда он впервые приехал из Джерси.

– Ну и какой он из себя?

Фрэнсис поудобнее устроилась на стуле, уперев локти в колени и положив подбородок на раскрытые ладони. У нее была необыкновенная способность отвлекать более рассудительных и серьезных людей от того дела, которым они занимались.

Дороти сама была еще недостаточно взрослой, и воспоминания о прошедших событиях давались ей с трудом.

– Высокий и худой. Недокормленный верзила. Похож на майское дерево, но я не уверена, что вы помните настоящее веселое майское дерево, которое обычно бывает в Англии.

– Моя семья жила в Шотландии.

– Мне кажется, что шотландцы – слишком строгие и серьезные, чтобы устраивать танцы вокруг украшенных столбов. Хотя ему было всего шестнадцать лет, он старался быть с матерью sympathique, но мне казалось, что он гораздо свободнее чувствовал себя с собаками и лошадями своего кузена Людовика. Его французский был ужасен.

– Как он выглядит? Кроме того, что похож на каланчу.

– Темноволосый и похож на француза, как и его мать. Все остальные в семье – настоящие шотландцы, такие же симпатичные и привлекательные, как вы Мне так кажется.

Дороти рассмеялась.

– Oh, mon dieu, non!! – решительно ответила она.

Джентон наконец вытащила струну, которую держала в зубах, пытаясь приладить на место, и вступила в беседу девочек.

– Между тем многие девушки успели влюбиться в него, – сказала она. – В то время я была не намного старше Софи, но прекрасно помню, как он раздражался, когда мать заставляла его ухаживать за этой толстухой, мадемуазель Монпансье, его кузиной-наследницей. Значит, в нем что-то такое есть…

– Что именно?

– Может быть, шарм…

– Как у его сестры Генриетты?

– Думаю, да.

Дороти Калпепер, вздохнув, встала со своего места и подошла к окну. Она постояла там несколько минут, глядя на типично французский серо-зеленый пейзаж, виноградники и высокие тополя по берегам Сены, и, отвернувшись от окна, с грустью и сочувствием посмотрела на шестерых девочек, с равнодушным видом сидящих в комнате.

– Не правда ли, все Стюарты очаровательны и у них есть шарм? – спросила она. – А если бы это было не так, зачем наши отцы стали бы жертвовать ради них своими жизнями? А наши братья? Разве стали бы они сражаться в качестве наемников в разных странах Европы, вместо того чтобы спокойно жить на милостыню, которую дает Франция? Почему мы все должны прозябать здесь, в изгнании, вместо того чтобы наслаждаться жизнью в родительских домах? В шотландских замках или в английских поместьях? У нас сейчас самый прекрасный возраст, мы становимся взрослыми девушками, нам надо хорошо одеваться и выходить замуж за ровесников-соотечественников.

Все девочки смотрели на Дороти с нескрываемым удивлением, и старшие сразу же почувствовали острую тоску по прежней жизни и по своей стране.

Быстрый переход