Однако после того, как мать вышла из комнаты, Фрэнсис надолго задержалась перед картиной, охваченная одним-единственным желанием – создать свой собственный уютный дом, и в этом ее стремлении было что-то общее с потребностью маленькой Софи одевать своих кукол.

Она была достаточно умна, чтобы понять, что в желании иметь свой собственный дом проявляются лучшие качества ее характера и что, подобно другим бесценным чувствам, оно должно быть глубоко и надежно спрятано, скрыто за легкомыслием и веселым смехом. И неожиданное волнение прервало ход ее мыслей…

Устав от домашних дел и чувствуя себя бесконечно одинокой, Фрэнсис уснула в тот вечер в слезах. А на следующий день она твердо решила, что ее хорошенькая головка никогда больше не повернется в сторону той злополучной картины, которую она так любила прежде.

Вместо того, чтобы предаваться горестным размышлениям, она принялась считать недели до возвращения королевы и подыскивать подходящий наряд, чтобы выглядеть на свадьбе Генриетты достойной фрейлиной Она сгорала от любопытства, предвкушая рассказы о том, что происходит при английском Дворе после Реставрации.

Однако, когда королева и ее спутники вернулись в Шато де Коломб, все они были в глубоком трауре в связи с кончиной двадцатисемилетней Мэри, которая так же, как и ее родной брат Генрих, умерла от оспы.

– Ей устроили кровопускание и заставили выпить пиво, отчего она потеряла сознание, – говорила Генриетта. – Но я уверена, что ваш умный отец сумел бы вылечить ее.

Фрэнсис и мадам де Борд помогали принцессе раздеться, чтобы она могла немного отдохнуть в постели после изнурительного путешествия.

– Она умерла накануне Рождества, и нам не пришлось отпраздновать его en famille, хотя мы все на это надеялись.

– Ваше Высочество, вы присутствовали при ее кончине? – спросила преданная Мари де Борд, беспокоясь о том, не заразилась ли Генриетта от сестры.

– Нет, madame. Maman отправила меня в Сент-Джеймский дворец, хотя за себя она совсем не волновалась.

– Сперва бедняжка принцесса Елизавета умерла в заточении, потом ваш младший брат и вот теперь… – сочувственно произнесла Фрэнсис, поправляя принцессе подушки.

При встрече, в присутствии Генриетты-Марии, погруженной в молчаливую скорбь, Фрэнсис не рискнула ни о чем расспрашивать принцессу, но не сомневалась, что она все расскажет сама. Так оно и вышло: несмотря на усталость, Генриетта была готова отвечать на вопросы и рассказывать.

– Вам не следует думать, что смерть Мэри такая же потеря для Ее Величества, – сказала она и попыталась улыбнуться. – Что касается моей несчастной сестры Елизаветы, я вообще никогда не видела ее, а с Мэри мы были едва знакомы.

– Но все-таки вы хоть немного успели познакомиться сейчас? Я все время радовалась, что и вы наконец узнаете, как хорошо иметь сестру. Я-то это прекрасно знаю.

– Дорогая Фрэнсис, по правде говоря, я почти не видела ее. По рассказам Карла, который был в восторге от того, как она принимала его в Голландии, я представляла себе Мэри красивой и веселой, как вы. И я всегда завидовала ей, потому что она единственная из нас всех смогла действительно помочь Карлу. Но на деле…

Генриетта прекрасно знала, что в их доме стены имеют уши и ничего нельзя сохранить в тайне. Поэтому она посмотрела в ту сторону, где, скрытая пологом кровати, ее горничная раскладывала новые драгоценности, и, понизив голос, договорила:

– Она очень редко появлялась на праздниках, которые Карл устраивал для нас.

– Почему? – спросила Фрэнсис. – Вот уж я ни за что на свете не согласилась бы пропустить их!

– Не сомневаюсь в этом, Фрэнсис Стюарт! Но Мэри чувствовала себя оскорбленной тем, что Карл позволил Анне Хайд, которая была ее камеристкой, стать ее невесткой!

Фрэнсис устроилась поудобнее у принцессы в ногах: было совершенно очевидно, что этот рассказ, более похожий на сплетню, доставляет ей огромное удовольствие.