Жрец отпустил талию Харамис, однако другие продолжали крепко держать ее за браслеты все то время, пока вели к алтарю, и повернули затем лицом к собравшимся людям. Тут, похоже, столпилось все без исключения население храма. Лишь несколько человек из всего собрания выражали взглядами хоть малое сожаление по поводу судьбы принцессы. Выражение большинства лиц соответствовало тон мимике, что появляется на морде скритека во время охоты. «Кажется, я не очень‑то буду оплакивать жизни этих людей», – сказала себе Харамис.

– Глядите, вот Избранница! – продекламировал жрец.

– Ура! – ответила толпа.

– Возлюбленная Младшая Дочь Богини, – нараспев произнес второй жрец.

– Ура!

– Отдающая сердце свое Матери своей.

– Ура!

– Отдающая жизнь свою Матери своей.

– Ура!

– Умирающая ради того, чтобы Мать ее была жива.

– Ура!

Харамис возвели на алтарь и уложили на плоскую горизонтальную поверхность так, что она смотрела теперь прямо в лицо Богине. Резьба по камню оказалась действительно в высшей степени грубой. Собственно, перед нею было не лицо, а лишь намек на него – примитивные схематические насечки. Основным назначением этом статуи, кажется, было просто‑напросто поддерживать потолок в комнате. Харамис чувствовала, что почти вся тяжесть горы, возвышающейся над этим помещением, опирается именно на этот участок стены.

Собравшаяся толпа стояла теперь позади алтаря, так что она никого не видела. Один из жрецов отошел в сторону, а второй продолжал удерживать Харамис за браслеты на руках; но вот первый жрец вернулся, подошел к алтарю с правой стороны и поднял обсидиановый кинжал – именно такой, как описывал Файолон.

Жрецов явно что‑то сильно беспокоило. Тот, что стоял слева от Харамис, по‑прежнему крепко держал ее за браслет, как видно ожидая, что жертва попытается сопротивляться. Жрец снова застыл с каменным кинжалом в руке. В его позе угадывалась растерянность.

– Что с тобой? – прошипел первый жрец. – Неужели ты не понимаешь, что сейчас умрешь?

– Разумеется, понимаю. – Харамис сделала круглые глаза.

– И тебе не страшно? – спросил второй жрец.

– А с какой стати мне должно быть страшно?

«Действительно, я давно уже совсем старуха, и мне самое время умереть, а теперь к тому же я умираю ради блага всей земли. Именно так и подобает умереть Великой Волшебнице – так с какой стати я буду пугаться? Хотя они‑то, разумеется, – в глубине души потешаясь над своими палачами, подумала Харамис, – не подозревают, насколько я старше, чем им кажется; они‑то, бедняги, ожидали, что на этом кровавом алтаре окажется охваченное ужасом дитя. – Харамис представила на своем месте Майкайлу и с трудом подавила дрожь. – Какое счастье, что она им не досталась!»

– Что же нам теперь делать? – прошептал жрец справа.

– Надо продолжать ритуал и принести жертву, – ответил жрец слева. – Что нам еще остается? Да и к тому же где это написано, что жертва должна быть непременно напугана?

– Но уровень энергии совсем не таков, как полагается!

– Знаю, но народу мы это вряд ли сейчас сможем объяснить. Толпа ждет, чтобы мы принесли жертву, и притом прямо сейчас!

Левый жрец протянул руку и вытащил из груди статуи Богини камень‑затычку размером чуть больше собственной ладони. Теперь Харамис стало отлично видно, что внутри статуи – пустота.

– Давай же действуй, – зашептал жрец своему напарнику с кинжалом. – Не важно, что мы не получили достаточно энергии из‑за того, что жертва не испугалась, – свое дело сделает боль, и мы наверстаем упущенное.