Мы дружно развернулись к дворцу задом, к хижине передом.
На штакетник, вытянув шею, навалился согбенный старичок. Чтобы поднять над забором абсолютно белую и пушистую, как одуванчик, голову, ему пришлось постараться. Дедуля кряхтел, штакетник трещал.
– Вы же так упадете, дедушка! – испугалась Ирка. – Не наваливайтесь на оградку, обопритесь лучше на меня!
Она свесила за заборчик свернутую кренделем руку, и старичок охотно за нее ухватился, задорно проскрипев:
– И подержуся, а чаво, я ж еще очень даже!
Я заглянула поверх его головы, высматривая того, кому можно было бы передать кокетливого дедулю с рук на руки. Старичок помог мне, покричав:
– Санька, Санька! Глянь, каки тимуровки пришли! – И тут же нашептал смущенной Ирке: – Правнук мой, неженатый ишшо, хороший парень… Ну, Санька же, твою налево, ходь быстрее, вечно клювом щелкаешь, так всех невест расхватают!
– Дед, ты чего разошелся? – из-за кустов смородины явился тот самый Санька – мужик лет сорока в потертых джинсах и клетчатой рубахе с закатанными рукавами. – Здравствуйте, вы к нам? Из собеса, что ли?
– Нет, мы не из собеса, – сказала я.
– Так, можа, вы от президента?! – заволновался дедушка. – С ответом, да? А я в трусах, не при параде… Стойте тут!
Он отклеился от Иркиного локтя и неожиданно резво, но заметно наклоняясь вперед, заковылял прочь от нас, бормоча что-то про непорядок и дурью башку.
– Не упадет? – Ирка проводила его озабоченным взглядом.
– До хаты дойдет, – успокоил ее Санька. – Он на ногах-то крепко держится, по двору даже без палки ходит, а ходунки, которые ему ваши в прошлом году подарили, под сушку носков приспособил, – хохотнул он.
– Мы не из собеса, – повторила я.
– Но и не из приемной президента? – Мужик осмотрел нас, справедливо рассудил, что на чиновниц мы не похожи, и объяснил: – Дед написал письмо, теперь ответа ждет и делегацию проверяющих.
– А что проверять? – заинтересова– лась Ирка. – Условия жизни уважаемого ветерана?
– Нет, что вы! Дед не стал бы писать про себя, он вообще никогда не жалуется. Ему за державу обидно. – Санька оглянулся на дом и понизил голос: – Деду сто лет скоро, а он все еще верит, что мы идем к победе коммунизма! Думает, у нас тут власть народу, земля крестьянам, что там еще было? Все лучшее детям… Он президенту про Кубань написал.
– Про всю Кубань? – восхитилась Ирка. – Сам, один, за губернатора со всеми его замами и сотню депутатов?
– Про реку Кубань, – мужик мотнул головой в сторону невидимой за протяженной стеной дворца водной артерии. – Судоходство на ней угробили, речной флот похерили, воду загрязнили, русло давно не чистили, будет половодье – придет наводнение, а это большой ущерб простым людям и народному хозяйству.
– Все правильно написал, – одобрила Ирка. – Еще бы на соседей-буржуинов пожаловался, которые своим дворцом свет вам застят!
– Дед за себя не хлопочет. – Санька покачал головой. – Да бог все видит и ему помогает. В прошлом году эти соседи поверх забора начали какой-то навес поднимать, мы бы тут вовсе в потемках остались, как дети подземелья, но повезло: сгорела у них эта конструкция как-то ночью, и заново они ее ставить не стали.
Хлопнула дверь, зашуршали по растрескавшейся асфальтовой дорожке частые мелкие шаги – вернулся дедушка. Он принарядился, переодевшись в костюм, который был ему сильно велик. |