И своим приходом я только подтвердила его предположения.
Сыновья посла переглянулись. Они, так же, как и мы с Эдвардом, имели привычку вести промеж собой безмолвный диалог, понятный только им самим. Если бы я только могла узнать, о чем же они думают...
Нас проводили в гостиную, где мы сели возле разожженного камина. Хороший знак. Значит, убивать Мануэля Де Ла Серта прямо сейчас никто не собирается.
Огонь тихо потрескивал, и это настраивало на мирный лад. Мистер Уиллоби был настроен на разговоры, не на войну.
Сразу стало немного легче.
– Итак, вы, молодой человек, поцеловали против воли мою дочь Джейн, – вполне спокойно произнес мистер Уиллоби, когда все разместились с достаточным удобством. – Не самый благовидный поступок, учитывая, что вы не обручены, и моя дочь была против подобного... проявления симпатии с вашей стороны.
Ибериец закусил губу, подбирая слова для подходящего ответа. На его лице отражались и смятение, и стыд, и раздражение... и влюбленность в придуманную им самим девушку. Потому что той цыганки, которую искал Мануэль, не существовало. Не было той красивой и смелой девушки, что он придумал после маскарада.
– Мое поведение было непозволительно, сэр, я признаю это... – спустя несколько секунд размышлений произнес Де Ла Серта. – У меня есть лишь одно оправдание: я принял мисс Уиллоби за другую леди. И был искренен в своем заблуждении.
Хозяин дома хмыкнул и покосился на меня.
Неужели действительно догадывается? Дурно. Очень дурно. Если родители узнают, как недостойно я вела себя на маскараде... Тут точно не отделаться внушением и лекцией о манерах истинной леди. Да и не хотелось разочаровывать отца и мать...
– И та дама с благосклонностью приняла бы подобный знак внимания? – мягко спросил мистер Уиллоби с каким-то лукавством в голосе.
Старший сын иберийского посла слегка смутился, похоже, припоминая тот злосчастный вечер в подробностях.
Теодоро Де Ла Серта расхохотался.
– Ну, насколько я знаю, она в итоге ударила брата и убежала, но в целом...
Правда, ударила я своего кавалера после того, как он попытался снять маску и увидеть мое лицо, не после поцелуя. А в остальном... Черт, но я бы многое отдала, чтоб еще раз пережить подобный опыт. Оказаться в его руках...
Мануэль на иберийском велел Теодоро замолчать и продолжил сам:
– Да, та дама не стала бы рыдать, если бы мне вздумалось поцеловать ее. И у меня имелись основания предполагать, что ваша дочь и есть та самая дама. Но я ошибался...
Мистер Уиллоби тихо рассмеялся. Если для иберийца и меня вся эта история с маскарадом обернулась трагедией, кузена Роберта сложившаяся неразбериха развлекала.
– Я принимаю подобное объяснение и урезоню Эндрю. Тем более, что я видел вас с той леди на балу у Греев. И она действительно казалась увлеченной вами. Думаю, есть смысл винить именно эту даму. Тем более, похоже, именно она помогла вам обмануться в моей дочери.
Будь проклята фамильная проницательность Уиллоби. Почему бы кузену Роберту не быть доверчивым простаком, не видящим дальше собственного носа?
Да, за всем стояла я. Но почему, хотя бы ради родственной солидарности, не оставить подобные выводы при себе? Зачем озвучивать их Де Ла Серта, когда ясно, что я изо всех сил стремлюсь замести следы?
– Я предполагаю... Предполагаю, что все было именно так. Потому что однажды я увидел в руках мисс Уиллоби маску. Ту маску, в которой была моя дама на маскараде, – с досадой и обидой произнес Мануэль Де Ла Серта. |