Изменить размер шрифта - +
О голосе, который поет странные песни в том самолете. Хотите, чтобы летчики, на которых наше государство угрохало столько денег, сошли с ума, даже не приступив к операции?

– А мы не сойдем?

– Вы, прапорщик, давали присягу отделу “Подозрительной информации”. Значит, подготовлены к любым неожиданностям. А старший лейтенант Пономарев просто создан для решения задач, необъяснимых с нормальной, человеческой точки зрения.

Все, что говорит генерал, истинная правда. Что‑то есть во мне такого, что позволяет совершенно иными глазами смотреть на, казалось бы, необъяснимые вещи. И я единственный на Земле, кто непосредственно общался с инопланетными пришельцами и остался после этого в твердом уме и с нормальной старшелейтенантской памятью.

– Маш, поговорить надо.

Прячемся от любопытных глаз за игровыми аппаратами.

– Маша…

Баобабова взрывается моментально, предчувствуя тему разговора:

– Что Маша! Я уже двадцать с чем‑то лет Маша. До прапорщиков дослужилась. Не дура, если понимаешь, о чем я. Почему нас одних посылают? Две недели штаны на креслах протирали, а сейчас, значит, вспомнили? А то, что песни по ночам в самолете горланят, тебя не пугает? И самолет этот треклятый не пугает? А меня пугает. Все пугает. Я с живыми людьми работать хочу, а не с привидениями.

– Подожди… Дай сказать. Ты одно пойми. Перед нами уникальный шанс. “Летучий Ту”! Вслушайся в этот звук! Такого в мировой истории не было. Корабли, покинутые экипажем, были. Машины на тротуарах, забытые хозяевами, тоже были. Станция наша космическая одна‑одинешенька на орбите сколько дней болталась. А вот самолетов… Не перебивай. Мы можем стать первыми. И единственными, кто узнает великую тайну. Прикоснемся, так сказать, к чудовищным познаниям. Тебя это не заводит?

– Меня, Лесик, другое заводит. Стрельба с обеих рук по убегающим от меня преступникам. А на самолете стрелять не по кому. Пустота. Ты у нас герой? А я, поверишь ли, нет. Я – слабая женщина, хоть и прапорщик, долгое время работавшая в специальной группе по борьбе с оголтелой преступностью.

– Значит, не пойдешь со мной?

– Не пойду.

– Бросаешь?

– Иди ты…

– Эх! – Презрительно улыбаюсь, как умеют презрительно улыбаться только брошенные в трудную минуту напарниками старшие лейтенанты особого отдела “Пи”. – Я думал, ты прапорщик, а ты….

В этом месте в иностранных фильмах главные герои, как правило, смачно плюют на ботинок трусливого напарника. Потом они долго дерутся, мирятся и дальше сражаются за счастье иностранного фильма вместе. Но плевать на ботинок Баобабовой рискованно. Прицельный удар с высоты двух метров по лицу любого старшего лейтенанта грозит госпитализацией минимум на месяц. Поэтому я ограничиваюсь имитацией.

– Тьфу на тебя.

Разворачиваюсь и иду к терпеливо ожидающему оперативному штабу. Генерал понимающе вздыхает.

– Женщина в команде, что мужик на кухне. Хочешь, с тобой пойду? Прикрою с тыла.

– Готовьте транспорт. – На предложение генерала не отвлекаюсь. Мне в небе работать надо, а не старика отхаживать.

Генерал что‑то хочет добавить, наверняка рассказать о своей бурной гражданской молодости, но только отдает честь шашкой. А может, просто рука затекла.

– Транспорт в начале взлетной полосы. Доедешь на автобусе. Сопровождения не даю, опасно. Водитель человек проверенный. Внутри автобуса все необходимое.

– Снайперов снимите, – бурчу я, сбрасывая пиджак. – Товарищ генерал! Если со мной что‑то случится…

– Обязательно маме передам, – клянется генерал, набрасывая на руку пиджак и пуская мудрую слезу.

Быстрый переход