* * *

Утро встретило меня гудевшей головой и ощущением недосыпа. Но времени на раскачку не было. Впереди маячил пациент Шевченко, и его загадка была куда важнее моих ночных дилемм.

Проходя мимо сестринского поста, я увидел Кристину. Она сидела, подперев голову рукой, и явно клевала носом после ночного дежурства. Ее обычно идеальная прическа была слегка растрепана, а под глазами залегли тени.

— Вот она! Твой Джеймс Бонд в юбке! — тут же оживился Фырк у меня на плече. — Давай, двуногий, подходи! Сейчас самое время вербовать ее в шпионы! Пока сонная, она на все согласится!

Я только мысленно хмыкнул.

— Она сонная, Фырк, вот именно! Информация, данная уставшему человеку, усваивается на десять процентов, а забывается на все сто. Время — это все.

Я прошел мимо, лишь коротко кивнув ей. Она устало улыбнулась в ответ.

В ординаторской с утра царила напряженная тишина. Шаповалов уже был на месте. Он сидел за своим столом и с хмурым видом листал отчет за ночь, явно пребывая не в лучшем расположении духа.

Суслик-Фролов и Белочка-Борисова тихо сидели в углу, делая вид, что работают. Мой новый союзник, Семен, с усердием первокурсника изучал какую-то толстую книгу, но я видел, как он время от времени бросает на меня быстрые взгляды.

Я поздоровался со всеми ровным тоном и сел за свой компьютер. Не было времени на любезности. Мне нужны были результаты. Результаты анализов Шевченко.

Пальцы забегали по клавиатуре, я вошел в лабораторную систему. Сердце почему-то стучало чуть быстрее обычного.

— Ну что там, что там? — нетерпеливо прыгал Фырк у меня в голове. — Нашли у него в крови какую-нибудь экзотическую гадость? Антитела к печени дракона? Или следы проклятия старой ведьмы?

— Некоторым везет, — раздался за спиной нарочито громкий, язвительный шепот Борисовой, адресованный Фролову, но рассчитанный на уши Шаповалова. — Получают самых интересных пациентов. Всю больницу на уши ставят. А другие должны рутиной заниматься.

Шаповалов не отреагировал, продолжая сверлить взглядом свои бумаги.

Я не обернулся. Продолжал смотреть в монитор.

— А ведь некоторые случаи решаются на раз-два, — не унималась она, повышая голос. — Если, конечно, у лекаря есть опыт, а не только голые амбиции. Некоторым просто не хватает квалификации, чтобы увидеть очевидное.

Вот теперь Шаповалов оторвался от своих бумаг. Он медленно поднял голову и посмотрел на Борисову долгим, тяжелым взглядом.

— Ты на что-то намекаешь, Борисова?

Она тут же сделала невинное лицо.

— Я? Что вы, Игорь Степанович! Я просто рассуждаю вслух. О сложных диагностических случаях.

— Рассуждаешь, значит, — Шаповалов откинулся на спинку кресла. Его голос был обманчиво спокоен. — Ну так хватит рассуждать. Действуй. Тебе не дают проявить свой талант? Так иди и прояви. Разумовский, — он повернулся ко мне, — дай госпоже лекарю историю болезни пациента Шевченко. Пусть покажет нам всем, как решаются сложные случаи на раз-два.

Я молча развернулся, взял со стола толстую папку с историей болезни Шевченко и протянул ей.

Шаповалов добавил, глядя на меня:

— Только без твоих догадок и того, что ты уже сделал. Пусть начнет с чистого листа.

Я усмехнулся, открыл папку и вытащил оттуда внушительный ворох бумаг — мои заметки, распечатки статей, наброски схем.

Борисова, глядя на эту кипу, тихо зашипела от злости. Она выхватила у меня изрядно похудевшую папку и демонстративно отошла в угол.

Суслик-Фролов тут же пристроился рядом, заглядывая ей через плечо и что-то шепча. Семен только поднял на меня глаза, в которых читалось сочувствие, и снова уткнулся в свои дела.