Потом Севергин уселся в кресло, закурил, и искры полетели от сигареты во все стороны:

– Это ты с кем так поговорил душевно, а‑а?

Микито почесал карандашом толстую щеку, невозмутимо ответил:

– Да из районного управления запрашивают, куда гражданин подевался. А что?

– Ничего, – сердито буркнул Севергин. – Я думал, что ты родственников так оглоушил: «В морге ваш Казанцев…» У человека эдак разрыв сердца может приключиться…

– Скажете тоже, Григорий Иванович! – обиделся Микито. – Что ж я, первый день замужем?

Севергин махнул рукой и ушел в зал справочной службы. А я подошла к Стасу, присела за стол. Он ободряюще, рассеянно улыбнулся:

– Как, привыкаешь помаленьку? – А сам думает о чем‑то своем, далеком.

Я ему неинтересна. Да это и понятно. Все прошло давным‑давно. Но и он не производит впечатления счастливого человека. Их жизнь чем‑то похожа на кинематограф – там тоже за час проходит два года, – и так она, жизнь эта, плотно набита маленькими быстрыми событиями, что не остается места для каких‑то больших, самых главных свершений. А может быть, я не права, может быть, мне чего‑то главного в их жизни не видно – что‑то ведь должно им нравиться в этой гонке, непрерывной нервотрепке…

Пронзительно заверещал телефон.

– Дежурная часть. Помдежурного капитан Дубровский слушает…

Я сказала Стасу:

– Ну и работенка у вас!

– А что? – удивился он.

– Никогда не представляла себе, что такое в мире творится…

– Ничего не попишешь – девять миллионов населения. Это тебе не шуточки.

– Не знаю, у меня прямо голова идет кругом: то воруют, то режут, то дерутся… И сплошным потоком: ты глянь – телефон ни на минуту не замолкает…

Тотчас зазвонили сразу два телефона.

– Дежурная часть. Помдежурного Дубровский…

– Дежурная часть. Замдежурного Микито…

Стас засмеялся:

– За телефоны не беспокойся – после ноля притихнут. А что касается «потока», то вспомни, как ты первый раз к себе в «Скорую» на практику пришла? Тоже, наверное, не очень‑то весело показалось?

– Ах, это так давно было! Мне тогда казалось, что весь мир состоит из больных и болезней.

– А мир, Ритуля, состоит, к счастью, из здоровых людей; Вот и здесь свежему человеку покажется черт те что…

Отворилась дверь – пришел Севергин, и сразу же раздался трезвон на пульте. Он снял трубку и, прижав ее плечом, стал что‑то быстро записывать. А разговор его как кибернетическая формула: «Да… да… нет… да… нет… да…» И замкнул напоследок: «Добро!» Бросил трубку и сразу же набрал новый номер:

– Алексей Иваныч! Севергин у аппарата. Забронируй на меня местечко до Бреста… На ближайший… Восьмая? Добро… Привет… – и повернулся ко мне: – Ну вот, разыскали в поезде бабушкина внучка…

Сережка, Сережка, прыгаешь ты в заячьих ушах на своем празднике, без белых колгот, весь совершенно ущемленный, и не представляешь, что уже нашелся бабушкин внук Ленечка, неведомый нам с тобой паренек, твой ровесник, пятилетний человечек, единственный спокойный во всей этой поисковой суете. А чего ему волноваться: он ведь, как и ты, безусловно уверен, что миллиард лет – это очень скоро…

А Севергин уже объяснял старушке:

– Порядок, Ксения Ивановна, едет ваш Ленечка в Брест с гражданкой Левитиной, поезд шестой, вагон одиннадцатый, купе третье…

– Господи, а как же я теперь? Как же его заполучить? – И бабка вся в испуге и радости.