– Сердце зашлось – слова молвить не могу. И руки отнялись…

– Я понял, дальше… – поторапливал ее Стас, и в этот момент мне неприятна его деловитость.

Я понимаю, конечно, что ему сейчас не до сантиментов – он дело делает, но лучше бы это говорил Скуратов. Для меня ведь он не только человек на работе. Да я, наверное, и сама бы не хотела, чтобы он меня видел на работе. На моей работе.

– Забрал сумку, вытащил кошелек из нее, а я только вчерась пензию получила – восемьдесят один рублик. И мелочи шестьдесят пять копеек… – Воспоминание о денежной потере как‑то размягчило ее напряжение; в жаркой досаде из‑за утраченной навсегда пенсии испуг стал медленно перетапливаться в горестную жалость к таким нужным, своим, честно заработанным деньгам. Из‑под ее век трудно, как из‑под камня, прорезались две мутные слезинки, и вместе с ними она будто шагнула снова к вам, к людям, к обычным нашим нуждам и огорчениям, захлопнув за собой дверь в пластиковую коробку, заполненную вместо воздуха ужасом смерти. – И еще спрашивает: «Часы есть?» «Нет», – говорю, а он, бандит, на палец смотрит! – и показала нам палец с обручальным кольцом, вросшим за долгие годы в живую плоть.

– Ну‑ну, – нетерпеливо подгоняет ее Стас.

– Махнул он рукой, нажал кнопку – лифт пошел вниз. «Стой, – говорит, бабка, – и не шевелись, если жизнь дорога!» Дверь отпер и выскочил, а я в лифте осталась… Потом уж разглядела – на втором этаже… – Она прикусила губу, сухо, сипло вздохнула и, прикрыв тонкие пленочки век, попросила: – Валидола таблеточки не найдется?

Все переглянулись немного растерянно, а я с досадой подумала, что и в моем чемодане нет валидола. Придется сделать укол камфары; я встала, но меня опередил Севергин. Он подошел к бабке вплотную, сунул руку в боковой карман, быстро протянул ей металлический тюбик с лекарством, и по его напряженной спине я поняла, как он не хотел, чтобы все знали о лежащем наготове в его кармане валидоле.

Прошло несколько мгновений, старая женщина все еще сидела с закрытыми глазами, но я видела, что боль, остро когтившая ее сердце, уже отступила. Эксперт Халецкий подсел к ней поближе, успокаивающе погладил по плечу, спросил:

– Вы его сможете подробно описать?

– Могу, – кивнула женщина, не открывая глаз. – Я его до гробовой доски запомнила…

– Ясно. Пройдемте тогда к нам, чтобы было по науке… – Халецкий повернулся ко мне: – И вас, Маргарита Борисовна, я попрошу присутствовать, нам может понадобиться ваша помощь, – и он незаметно показал глазами на медицинский чемоданчик.

Спустились на первый этаж, прошли длинным коридором, и Халецкий открыл дверь с табличкой: «Центр оперативно‑розыскной информации».

Здесь уже сидели за столом двое мужчин и рисовали на большом листе бумаги какую‑то схему.

– Заждались, Ной Маркович, – сказал один из них.

– Давайте побыстрее, времечко‑то бежит…

– Мой юный друг Колотыгин, – ухмыльнулся Халецкий, – не путайте расторопность с суетливостью.

Я спросила у Стаса, кто эти люди.

– Это инспектор Колотыгин и следователь Мищенко – они ведут дела по предыдущим разбоям в подъездах.

Вдоль стены в кабинете разместилось необычного вида сооружение, напоминающее огромную пишущую машинку, соединенную с телевизором. Механизм красив, на нем выделяются красные буквы, образующие надпись «ФИЛЬМДАТА П». Халецкий уселся около «пишущей машинки», женщину поудобнее устроил рядом.