Якобинцы современной социал-демократии — большевики <...> хотят, чтобы народ, т.е. пролетариат и крестьянство, разделался с монархией и аристократией „по-плебейски”, беспощадно уничтожая врагов свободы, подавляя силой их сопротивление, не делая никаких уступок проклятому наследию крепостничества, азиатчины, надругательства над человеком».

Становится понятным, чего стоят сегодняшние утверждения большевиков о том, что террор был ответом либо на интервенцию объединивших усилия империалистов, либо на действия социал-революционеров, либо на чехословацкое наступление. Большевистский террор, по крайней мере, в той или иной степени является реализацией некоего проекта, задуманного Лениным пятнадцатью годами раньше. Работа Чрезвычайной Комиссии, расстрелы, расправы с заложниками, убийство царевича и дочерей Николая II, кровавая бойня, в которой погибли в неисчислимых количествах офицеры и члены их семей, дворяне, инакомыслящие, жестокости и пытки в тюрьмах — все это составная часть программы сведения счетов «на якобинский или на плебейский лад», которую Ленин наметил еще в 1905 году. Эта предумышленность еще более цинична оттого, что прикрывается гуманными целями и протестом против азиатчины.

И вот что любопытно и одновременно характерно для старорежимных времен: книга, из которой я почерпнул эту цитату, свободно вышла из печати в Петербурге в 1908 году при Столыпине, память которого чтут все русские реакционеры. Для любого свободного государства этот факт был бы явлением вполне естественным. Но в столыпинской России преследовали и судили романиста Мережковского за то, что он без должного почтения отозвался в одном из своих романов об императоре Александре I (умершем в 1825 году), судили знаменитого писателя Короленко за то, что он опубликовал в своем журнале («Русское богатство») посмертно «Легенду о Федоре Кузьмиче» Льва Толстого, в которой Екатерина II представлена в не очень лестном виде. Преследовали, изгоняли, бросали в темницы опасных людей вроде толстовцев. Сжигались книги самого Толстого. Вот тут-то и задумаешься: что означает подобное снисхождение старого режима к сочинению, содержащему прямой призыв к вооруженному восстанию и террору? Только ли глупость чистейшей воды?

Вполне возможно. Глупость всегда была одной из отличительных свойств старого режима России. Однако, как знать, нет ли тут чего-нибудь еще? Нам известно, помимо уже упомянутого факта, что полицейским департаментом был разрешен выпуск в Петербурге большевистской газеты. Правда, возглавлял газету агент-провокатор; но от этого статьи, которые он пропускал в печать, не были менее большевистскими (напротив, зачастую отличались ультрабольшевистской направленностью). В то же время умеренная печать подвергалась преследованию, облагалась огромными налогами, а кое-кто из издателей вознаграждался и тюремным заключением.

Вполне возможно, что полиция возымела желание повторить опыт вооруженного восстания вроде того, что имело место в Москве в 1905 году — тогда эта затея удалась на славу. Восстание, организованное большевиками, согласно директивам Лондонского съезда (то есть Ленина), позволило царскому правительству в несколько дней решительно расправиться со всеми революционно настроенными силами. Как знать, не подготовила ли полиция новой акции и не благоприятствовала ли с этой целью большевистской пропаганде.

Плеханов и многие другие усматривали в ленинской тактике 1905 года преступление против революции. Но, повторим, обе стороны шли ва-банк. Ленин обладает качеством, которое считается у стратегов ценным: он никогда не преувеличивает силу противника.