Но на самом деле она просто ничего не знает из той истории, которую нам рассказал Никос.
…В некотором царстве, в некотором государстве жил в лесу леопард, большой дикий кот — как называли его у нас на острове. И были у него глаза разного цвета — черный и голубой. Таким уж он уродился. В один день кот смотрел на мир голубым глазом — черный в это время спал, а в другой открывал черный — голубой же оставался закрытым.
Когда леопард смотрел на мир голубым глазом, был он ручным, словно домашняя кошка, гулял среди людей, помогал им и играл с детьми и животными в лесу. Но стоило ему открыть черный, как тут же он превращался в дикого зверя, уничтожал все, что делали люди, а животные бежали от него и прятались по своим норам, только заслышав его мягкую поступь…
Каждое лето в деревне Никос постоянно рассказывает нам целую кучу историй про леопарда, и не только нам — другим ребятам тоже.
Не успели мы толком проснуться, как я вспомнила, что сегодня четверг, потому что Мирто спросила:
— Ты не помнишь какую-нибудь мою шуточку? Мирто — «предмет гордости тети Деспины». Так ее дразнит Никос. По четвергам, когда приглашенные собираются на прием, тетя Деспина зовет нас в гостиную и заставляет Мирто рассказывать «шуточки» (это мы их так прозвали).
— Так ты поможешь мне хотя бы что-нибудь вспомнить? — снова спросила Мирто.
— Ну, — говорю я, — скажи ей, что, когда тебе было четыре года, ты спросила у епископа, писался ли он в детстве.
— Ты с ума сошла? Он же будет там!
— Ну тогда вспомни, что ты ответила, когда в воскресенье дедушка предложил: еще орехов или историю? Ты сказала: «Конечно, орехов, ведь историю съесть нельзя!»
— И это сойдет за шуточку? — задумалась Мирто.
— Конечно, — я энергично закивала, — я тут слышала, как дедушка рассказывал эту историю тете Деспине, а она ему говорит: «Как остроумно!»
— Ну ладно, — согласилась Мирто. — Но одной не хватит.
— О, придумала! — закричала я. — Помнишь, как папа сломал ногу, а ты его спросила: «Папа, если ты умрешь, где мы будем брать деньги на еду?»
— Отлично, Мелия, вот спасибо, что напомнила, — заявила Мирто с каким-то странным видом. Но с каким?
Ой, я же не сказала, что меня зовут Мелия. Может, это оттого, что я немного стесняюсь своего имени. Дедушка хотел, чтобы меня назвали в честь бабушки Мелиссы. У нас дома есть альбом с фотографиями. На одной из них — младенец с головой, как горшок. И подпись внизу: «Царица Мелисса». И это я!
Дедушка говорит, что в древности была такая царица — Мелисса. Но, кажется, кроме дедушки этого никто не знает. Потому что и взрослые, и дети, стоит мне сказать, что меня зовут Мелисса, тут же спрашивают: «Слаще меда?»
В комнату вошла мама и, увидев, что мы всё еще в ночных рубашках, страшно рассердилась.
— Дедушка вас ждет на урок, а вы тут в ночнушках бегаете! Вы никогда не исправитесь, если не пойдете в школу.
— Можно подумать, это мы не хотим в школу, — буркнула Мирто, когда мы наскоро умывались.
Мы со всех ног побежали к дедушке, который уже ждал нас, а Мирто при этом шепотом повторяла таблицу умножения на семь. И тут она подвернула ногу и кубарем покатилась по лестнице.
— Вот видишь, — кричу я ей, — а дедушка был прав! Стоило тебе выучить таблицу умножения, как ты полетела!
— Вот-е-ще-глу-по-сти! — яростно процедила она. — За собой лучше последи, ты-то вообще ничего не знаешь, даже сколько тычинок у цветка яблони!
— А ты знаешь только потому, что старше меня на два года…
Хорошо, что дедушка меня позвал, иначе бы мы могли подраться. |