|
В одном углу располагался грубо сколоченный топчан с ворохом соломы и двумя одеялами. Вот и вся обстановка. Свет проникал из узкой щели под самым потолком. И, хотя в камере было сумрачно, Рейф сразу узнал второго ее обитателя – блондина, расположившегося в углу на соломе. "Дьявол, только этого мне не хватало». Перед тем как подняться, Рейф глубоко вздохнул. Наверное, он должен был бы обрадоваться, узнав, что Андерсон жив и не является предателем, но, ей богу, любовник Марго – не самая лучшая компания в заточении. – Жаль, что вас тоже забрали, Кэндовер, – сказал Андерсон, не потрудившись подняться с соломы. – Как это произошло? – Обычное дело, – ответил Рейф, стряхивая грязь с брюк, – мятежи, похищения, заговоры. Варенн увез графиню, – распрямившись, добавил он мрачно. Андерсон резко сел, поморщившись от боли. – Проклятие, я этого и боялся. Как она? – В порядке, если Варенну можно доверять. К тому времени, как глаза его привыкли к полумраку, Рейф различил следы жестоких побоев на лице Андерсона. Его левая рука безжизненно висела, сам пленник был смертельно бледен. Забыв о ревности, герцог воскликнул: – Господи, что они с вами сделали?! – Отдавая дань моей легендарной стойкости, – невесело усмехнулся Андерсон, – Варенн прислал за мной четырех головорезов. Я отказался от приглашения, но они настояли на своем. – Кажется, припоминаю. Наутро после вашего исчезновения недалеко от дома, где вы жили, были найдены тела двух неизвестных французов. Ваша работа? – Я весьма неохотно воспользовался их гостеприимством, – с улыбкой ответил пленник. Глядя на почти по женски красивое лицо Андерсона, его хрупкое сложение, Рейф с болью вспомнил о том, как плохо он о нем думал. : – С вами, как вижу, лучше не вступать в диспут, – грустно пошутил Рейф. – Боюсь, со мной теперешним смело мог бы подраться и воробей. На мертвенно бледном лице его выступила испарина. Рейф подошел поближе к соломенному ложу Андерсона и опустился на колени. – Позвольте осмотреть вашу руку. Взглянув на раздробленную кисть и предплечье, Рейф присвистнул. Осторожно исследуя поврежденную руку, Рейф спросил: – Вы так сильно ушиблись, разбивая чью то голову? – Увы, нет. Едва ли я был в состоянии драться, когда меня сюда привезли. И тем не менее Варенн хотел со мной поболтать, а я оказался не в настроении. Рейф видел, насколько тяжело дается Андерсону его беззаботный тон. Мужество пленника вызывало восхищение. – Сломаны кисть и три пальца. К счастью, гноя не видно. Позвольте помочь вам снять плащ, чтобы я мог перевязать руку. Тогда станет легче. Рейф снял жилет и разорвал его на лоскуты. Затем, вспоминая навыки первой медицинской помощи, принялся перебинтовывать руку Андерсона, ту самую красивую руку, которой его сокамерник ласкал Марго. Рейф боролся с ревностью, повторяя себе, что сейчас не время и не место для подобного рода мелочных переживаний, и в конце концов ему удалось справиться с собой. Рейф искренне старался причинить раненому как можно меньше страданий, но и при столь бережном обращении процедура была для несчастного столь мучительной, что, когда Рейф закончил, Андерсон едва не потерял сознание от боли. Пот тонкой струйкой стекал по лицу, парень лежал на соломе, вытянувшись во весь рост, без движения. Подождав, пока дыхание станет ровным, Андерсон сказал: – В свете теперешних обстоятельств, может, мне и следовало бы написать это проклятое письмо. Встретив недоуменный взгляд Рейфа, он пояснил: – Варенн хотел, чтобы я написал Марго письмо, заманив ее в замок. Но я отказался, тогда он пригрозил переломать мне кости. Я не стал сообщать ему о том, что я левша, пока мне не сломали три пальца и я потерял способность к чистописанию. |
