Силуэт Андерсона был едва различим: черный на черном. В темноте боль двенадцатилетней давности подкралась совсем близко к сердцу. Рейф потянулся за кувшином, налил себе и собеседнику.
– Она никогда не рассказывала, что произошло?
– Нет, – безразличным тоном откликнулся Андерсон, но Рейф угадал тщательно скрываемое любопытство.
Если он тоже влюблен в Марго, ему должно быть интересно ее прошлое.
В спасительной темноте гораздо легче произносятся слова, на которые никогда не решишься при свете дня.
– У каждого из нас половина ключа к пониманию прошлого Марго. Почему бы нам не соединить половинки? – предложил Рейф и, предупреждая возможные возражения, поспешил добавить; – Я знаю, что поступаю не по джентльменски, но, клянусь, я не желаю Марго вреда.
Рейф не видел лица собеседника, но шестым чувством угадывал, как склоняется то одна, то другая чаша весов.
– Мой отец, – решился таки Андерсон, – всегда говорил, что во мне маловато благородства, и оказался прав. Но, должен вас предупредить, история, которую я вам поведаю, не из приятных.
Андерсон замолчал, предоставляя первое слово Рейфу.
– Марго приехала в Лондон в 1802 году. Происхождения она была не слишком знатного, приданого за ней почти не было, красоту ее, согласитесь, классической не назовешь, и тем не менее при желании она могла заполучить в мужья самого блистательного из лондонских женихов.
Рейф замолчал, вспоминая свою первую встречу с Марго. Он увидел ее на балу. Один взгляд – и уже не владел собой, прервав на полуслове какую то фразу, отделился от группы друзей и пошел прямо к ней, разрезая толпу, как нож масло.
Пожилая дама, по обычаю сопровождавшая молодую леди, сразу узнала герцога, представила Кэндовера юной прелестнице, но тогда он едва слышал дежурные слова. Для него существовала одна Марго. Вначале он увидел на ее лице легкое удивление, реакция на странный взгляд мужчины, затем глаза молодых людей встретились, ив потемневших зрачках девушки отразилось пламя его собственных внезапно вспыхнувших чувств. Или он обознался? По крайней мере тогда Кэндовер именно так истолковал взгляд Марго. Только позднее ему пришло в голову, что столь быстрый отклик на его чувства был вызван не обоюдной страстью, а всего лишь герцогским титулом Рейфа.
– Раньше я не верил в любовь с первого взгляда и прочие сказки, – продолжал, выйдя из забытья, Рейф. – Полковник Эштон попросил повременить с официальной церемонией до конца сезона, но недвусмысленно дал понять, что весьма одобряет наш брак. Я никогда не был так счастлив, как той весной. А потом…
Рейф замолчал, не в силах продолжать.
– Не останавливайтесь, Рейф, у самого порога заветной двери. Так что произошло с лучезарной мечтой юности?
– То же, что обычно происходит с мечтой, – осипшим голосом ответил Рейф. – Она разбилась вдребезги. Однажды на холостой пирушке от одного из друзей, выпившего лишку и посему разболтавшегося, я узнал, что за несколько дней до этого Марго отдалась ему в саду во время бала.
Рейф глотнул вина, чтобы промочить пересохшее горло.
– Сейчас понимаю, что отреагировал неадекватно. Я был молод и по юношески бескомпромиссен, почти помешан от любви. Должен был бы понять, что ею двигало любопытство, жажда новых ощущений, а вместо этого осудил ее как преступницу, самую вероломную со времен Иуды. Я любил Марго так сильно, что готов был простить, придумай она хоть какой нибудь предлог, оправдание… Но она, не став ничего отрицать, швырнула мне кольцо и ушла навсегда. Глотнув еще вина, Рейф тяжко вздохнул.
– Я поверил уверениям друзей, утверждавших, что ее огорчение объясняется лишь тем, что сорвался богатый улов, но, когда спустя несколько дней после того злополучного утра узнал, что она с отцом покинула Англию, понял, что Марго страдает не меньше моего. |