|
К концу следующего дня все были уже пьяны в стельку и каждый мог брать ее как и когда захочет. В то время мне случилось проезжать в тех местах в форме капитана гренадеров французской армии. Увидев меня, поселяне вышли навстречу, умоляя привести в чувство разбойников в солдатской форме до того, как они разорят всю деревню. Я не собирался ни во что вмешиваться. Во первых, я был один, во вторых, не был настоящим офицером, но когда деревенский староста сказал, что они делают с английской девчонкой… Андревиль вцепился пальцами в каменную кладку. – Нужно было что то предпринять. Я вошел в трактир и разразился речью, взывая к патриотизму французских солдат, похвалив их за поимку шпионки. Слегка пожурил их за дебош и уговорил ехать в Париж к своему императору. Рейф представил этого хрупкого бледного юношу лицом к лицу со сворой пьяных вооруженных бандитов и понял, почему Марго его полюбила. Лорд Роберт был тогда почти мальчиком. – Как вам удалось забрать с собой Марго? Они бы предпочли, вероятно, оставить девушку при себе? – Исключительно силой убеждения, – весьма сухо ответил Андревиль. – Я сказал, что должен сам допросить шпионку. Лошадь ее и багаж остались в конюшне, так что я помог ей сесть в седло, и мы оба были таковы. Мегги очень быстро дала мне понять, что она за человек. После того что с ней сделали, в ней едва теплилась жизнь, на платье ее запеклась кровь убитого отца… Другая бы сошла с ума или потеряла сознание. Но Мегги… Лицо Андревиля немного просветлело. – Когда в миле от проклятого места я остановил лошадей, представился и стал заверять ее, что она в безопасности, Мегги наставила на меня пистолет. Он был припрятан у нее под седлом. Никогда не забуду этой сцены: руки девушки тряслись, лицо в ссадинах, едва ли в подобном виде ее узнала бы собственная мать. Мегги прошла через такое, чего я не пожелал бы самому Наполеону, и тем не менее она была не сломлена. Мегги – самая сильная личность из тех, кого я в жизни знал, – после долгого молчания добавил Роберт. Рейф угрюмо мерил шагами камеру, глядя вперед невидящими глазами. Дорого он дал бы, чтобы остаться наедине со своим горем, чтобы в одиночестве осмыслить весь ужас того, что произошло с Марго. Пережить на собственных глазах смерть отца… Получить первый сексуальный опыт в качестве жертвы банды пьяных подонков… И после этого остаться в здравом уме? Но она не только выжила, она стала женщиной выдающейся. Невозможно представить, каким запасом прочности должна была обладать эта маленькая хрупкая женщина. Но горше всего было для Рейфа сознавать собственную вину за то, что случилось с Марго. Если бы он не обошелся с ней так, она, может быть, не поехала бы во Францию. Неудивительно, что Марго считает его виновным в смерти отца. Она права, и он ничем и никогда не сможет искупить своей вины. Рейф чувствовал, как в нем закипает ярость. Гнев требовал выхода. Герцог, славящийся уравновешенностью, сгорал от желания бить, крушить, ломать. Попадись ему на глаза убийцы отца Марго, он один передушил бы их всех голыми руками. – Если вам будет от этого легче, – сказал, заметив состояние товарища, Андревиль, – знайте: все, кто тогда присоединился к Наполеону, погибли. Остается надеяться, что смерть им выпала лютая. – Остается надеяться, – прохрипел Рейф. Он рисовал себе картины гибели подонков то на медленном огне у испанских партизан, то от гангрены на десятый день после раны в живот, то от обморожения в ледяных пустынях России. Но видения помогали мало. Рейф усилием воли заставил себя собраться. Если бы он этого не сделал, то сошел бы с ума. Андревиль вернулся в свой угол и опустился на солому. Темные тени легли у него под глазами. Роберта словно выпотрошили. Если он тоже любил Марго, рассказ стоил ему нечеловеческих усилий. |
