За три года, что прошли со времени знакомства Александра и Нади, их дружба разрослась, точно большое дерево, и стала в жизни ребят самым важным. Изначальная взаимная детская привязанность претерпела некоторые изменения по мере взросления обоих, о чём ни один из них никогда не разговаривал. Чтобы описать столь нежное чувство, вечно не хватало слов и, более того, охарактеризовав последнее, они боялись разбить его, точно кристалл. Выразить их связь словами означало определить ту, заключить в некие границы и сократить; а если не упоминать вообще она пребывала свободной и без лишних примесей. В обоюдном молчании дружба нежно окутывала ребят, и те её практически не ощущали.

В последние времена Александр как никогда страдал от взрыва свойственных подростковому возрасту гормонов, от которого большинство мальчиков страдает ещё раньше; ныне тело казалось реальным врагом, который не оставлял его в покое. Отметки в школе ухудшились, он уже забросил музыку, и даже экскурсии в горы с отцом, когда-то являясь основными в его жизни, теперь наскучили мальчику. Его мучили приступы плохого настроения, он вздорил со своей семьёй, после чего, раскаиваясь в содеянном, не знал, каким образом восстановить мирные отношения. Мальчик стал неповоротливым и погряз в путанице противоречивых чувств. Всего за несколько минут тот испытывал и депрессию, и эйфорию; эмоции же были столь огромные, что, порой, он сам серьёзно задавался вопросом, а стоит ли вообще жить дальше. В моменты пессимизма мир виделся мальчику сплошной катастрофой, а бóльшая часть людей казалась глупой. Несмотря на чтение книг на данную тему и подробное обсуждение в школе подросткового возраста, мальчик страдал от него, точно от какой-то постыдной болезни. «Не переживай, все мы проходим через одно и то же», - утешал его отец, будто бы речь шла о простуде, но скоро ему исполнится восемнадцать, а состояние души и тела всё почему-то не улучшалось. Александр едва мог общаться с собственными родителями, те сводили мальчика с ума, поскольку принадлежали другой эпохе, и всё, что бы они ни говорили, звучало как-то старомодно. Он знал, что родители любят его безусловно, и за это был им благодарен, однако ж, считал, что родители не могли его понять. Своими проблемами мальчик делился лишь с Надей. Зашифрованным языком, что он использовал, общаясь с ней по электронной почте, тот, не стыдясь, мог описать ей всё, происходящее с ним самим, чего, кстати, никогда не делал лично. Подруга принимала его таким, каким он и был, нисколько не осуждая. Она читала сообщения, не высказывая собственного мнения, потому что, честно говоря, и сама, порой, не знала, что ответить; её беспокойства также всегда были различными.

Александр считал свою навязчивую мысль о девушках несколько нелепой, хотя и никак не мог от неё избавиться. Одного лишь слова, жеста, прикосновения было более чем достаточно для того, чтобы разум заполонили различные образы, а душу начало обуревать желание.

Лучшим временным облегчением подобного состояния было следующее упражнение: зимой и летом заниматься сёрфингом в Тихом океане. Шок от ледяной воды и великолепное ощущение полёта при перепрыгивании с волны на волну возвращали мальчику невинность и эйфорию детства, но подобное состояние души быстро проходило. Благодаря путешествиям в компании с бабушкой, мальчику удавалось отвлекаться от прелестей подросткового возраста на целые недели. В присутствии бабушки тот старался контролировать собственные эмоции, что давало ему определённую надежду; возможно, не так уж и не прав был его отец, и подобное безумие всего лишь временное явление.