В черном небе, затянутым тяжелыми тучами, блеклый отсвет луны, чуть видный, дающий только иллюзию лунного света. И в нем вывернутые жуткие призраки деревьев и домов, слишком тёмные, тянущиеся по земле друг к другу, хватающиеся размытыми тенями за тьму. Тайра прильнула к ногам, идёт шаг в шаг. Иногда оглядывается, прижимает уши. Кондрат тоже оглядывается. Волков не видно. Лучше бы были, с ними деревня не казалась бы такой пустой. Пусть бы выли, но выли живые. А в тишине… Мрачно, жутко. Еши рядом, молчит, и сутулится, бросает нервные взгляды в спины Кузьмы и Номин. 

– Это всего лишь разговоры, – пугаясь собственных звуков в мёртвой тишине, прошептал Кондрат. Журналист поморщился.

– Всё в нашей жизни – разговоры. С разговора мы знакомимся, рассказываем о себе, передаём новости и спорим, доказываем истину и учим, врём и оправдываемся. Рисуем, творим, создаём. Говорим о любви.

– Не нагнетай, нет у них ничего.

– И у нас с ней тоже ничего нет, – уныло констатировал Еши. – На равных. Но с ним она хотя бы говорит, – помолчал. – Когда-то и со мной говорила.

– В итоге ничего у вас нет, – подвёл черту Леший. – И с Кузьмой, она всего лишь говорит.

Еши опустил голову, пнул землю.

– Воняет.

– Торфом, – знающе кивнул Кондрат.

– По мне так дерьмом, – сухо сообщил журналист.

– Так кто ж спорит, – хмыкнул Кондрат. – По мне так тоже. 

Разговаривая с Еши, он не заметил, что кузнец и Номин остановились, и врезался в верзилу Кузьму. Тот даже не обернулся. 

– Что встали? 

– Там другое… – прошептала Номин.

– Что?.. – Кондрат скользнул фонариком и не сразу понял. Помотал лучиком света. Так и есть. Ровной полосой, словно отрезано. Свет фонарика доходил ровно до конца улицы, сразу за ней начиналась тьма чёрная, непроглядная, стоявшая ровной стеной. Кузнец подошёл вплотную к границе улицы протянул руку. Тьма слегка колыхнулась, рука в неё пропаливалась, словно в плотный туман. 

– Оно там. Туда нам нужно, – уверенно сказал Кузьма.

– Отчего так решил? – поёжился Еши.

– Уверен, – сжав кулаки, ответил кузнец. – Это ж тьма. Тьма – дьявольское. И существо – дьявольское.

Он повернулся, глянул на всех суровым взглядом, перекрестился и шагнул во тьму. 

– Как и не было, – побледнев, проговорил Еши.

Оглянулась на мужчин Номин, встряхнула рыжими локонами и шагнулась следом, мгновенно пропав из вида.

Еши и Кондрат переглянулись. Пожали плечами.

– А что собственно терять? – как-то неуверенно сказал Еши и шагнул следом за Номин.

Кондрат оглянулся. Нет, он не боялся. Увиденное за последнее время было так жутко и … странно. 

А если он войдёт, а там только тьма? Ничего более. А может там смерть или синий свет? Что-то там есть. И сейчас он увидит. Только вот чувство как будто за ним кто-то наблюдает, так и не прошло. Кондрат пошарил фонариком по пустой улице. Зловещая, мертвая, смотрящая на Лешего пустыми окнами, скрипящими ставнями, улица. Что-то там, в глубине окон, есть. Что-то живое, может и не живое, но следящее за ним, он готов поверить уже во многое. Хлопнула ставня. Ветром? Но ветра нет. Снова тишина. Могильная, холодная. Тайра у ног, смотрит в лицо хозяина, скулит. Ей здесь совсем не нравится. Она тоже знает, что там кто-то есть. Кондрат ещё раз скользнул светом по улочке. И остановил луч на тропе. Четыре волка вышли в свет фонаря, волчица стояла позади. И стало легче. Стоило увидеть мрачные серые морды. Не ушли. Не оставили. Живые.

– Значит, не бросите? – спросил Кондрат, смотря на стоящую последней волчицу.