Зоя кусала губы, чтобы не расплакаться, ее сухая ладошка пыталась стереть с его лица разводы сажи.

Всколыхнулась сухая трава рядом, Романчук сжал парню руку:

– Идти можешь, Саша?

– Нашли? – Ему не терпелось узнать, что кидал заключенный.

– Уходим, потом посмотрим. – Тяжело дыша, Петр Васильевич схватил оба автомата, пригнулся, чтобы не вынырнуть головой из-за пороста, и двинулся между деревьями в сторону лагеря.

На ближайшей полянке, где свет луны пробивался между ветками, они в нетерпении развернули смятые клочки бумаги. Василич шепотом прочитал нацарапанные на русском языке неровные строчки:

«Товарищи, мы советские инженеры, заключенные нацистского лагеря – Никодимов, Бурсак и Лещенко. Просим сообщить руководству, что фашисты удерживают нас в лагере и под пытками заставляют выдать известные нам схемы технического оборудования, которое стоит на вооружении Красной армии. Барак В/01 концентрационный лагерь Аушвиц. Мы просим помощи».

То же самое было написано по-польски на обратной стороне листка.

Во второй записке чернела схема лагеря и снова просьба о помощи: «Советские граждане, заключенные концентрационного лагеря Аушвиц, просят о помощи. Идет массовое уничтожение советских граждан, поляков, евреев, детей и взрослых. Сообщите товарищу Сталину! Мы ждем помощи!»

От страшной находки даже опытный командир лесного отряда оторопел. Измученный многочасовой засадой, он застыл на тропинке, сжимая в смятении бумажку.

Зоя взволнованно прошептала рядом:

– Ребята, они же подмоги просят. Как же мы… совсем же рядом были. Неужто бросим их? Спасать ведь надо. Детишки там.

Петр Васильевич схватился вдруг за автомат, подчиняясь порыву немедленно броситься к железной дороге и попытаться освободить заключенных. Но оглянулся в черный провал густого леса, где ждали его жена и сын, и рука повисла в бессилии. Зоя без отрыва смотрела на него, ее глаза наполнялись слезами. Василич опустил голову, резко развернулся и зашагал по тропинке, Канунников с девушкой молча пошли следом. Общее впечатление было тяжелым, осязаемым, как камень, который навалился и давит на грудь, мешая свободно дышать.

Возле лагеря их уже ждали члены отряда. Никто не спал в нетерпении встретить своих бойцов. При виде перемазанных в саже смельчаков товарищи облегченно вздохнули. Баум, сидящий у костра под огромным одеялом, беззвучно пробормотал:

– Барух Ашем!

Капитан Сорока кинулся к ним с радостным возгласом:

– Ура, товарищи! Оружие есть, можем теперь смело идти к своим! Утром! Нет, днем опасно. Лучше сегодня же соберем вещи и выдвигаемся на восток. Ночью будем идти, а днем отсиживаться подальше от немецких патрулей! – Он вдруг осекся, поняв, что никто не поддерживает его ликование.

Романчук протянул записку от заключенных. Сорока вполголоса зачитал коротенький текст. Первой не выдержала Зоя:

– А как же люди в концлагере? Неужто бросим их помирать?

Ее вопросы ударились о стену молчания. Взгляд девушки метался беспомощно от одного к другому. Лиза подошла и без единого слова обняла ее за плечи, но девушка в отчаянии протянула руку к Канунникову:

– Саша, что ты молчишь? Ты что, тоже уходить собрался? А как же лагерь? Люди?

Лейтенант, опустив голову, упрямо молчал. Все-таки и Сорока, и капитан Романчук старше его по званию, по армейскому уставу он должен им подчиняться. Хотя ему так хотелось выкрикнуть в ответ: «Да, они умирают! Мы должны им помочь. Я был там! Я знаю, что такое концлагерь! Я знаю, что такое пытки! Они страдают каждую минуту на холоде, босиком, без одежды! Их пытают, убивают, измываются! Мы – их единственный шанс на спасение!»

– Товарищи, Зоя, Саша, Елизавета.