— Это Заповедный лес, здесь зимы нет, — сказала почему-то.

Купец, заметно поседевший за последние дни, опомнился, низко поклонился и сказал:

— Здоровья и благополучия тебя, госпожа лесная хозяйка.

А затем почему-то добавил, взгляд опустив и нервно сминая в руках снятую при поклоне шапку:

— И за заботу твою благодарствую. Только просьба у меня есть, не могла бы дева лесная… одеться, что ли?

Что?

Я в изумлении на Саврана поглядела, на всякий случай свою иллюзию проверила — все на месте. Купец, мои метания заприметив, пояснил тихонечко:

— Я про деву лесную, не про вас.

Деву?! И тут до меня дошло — тут же ребенок!

— Ну, чаща! — прошипела негодующе.

— Голозадая, — кивнул Савран.

— Заповедная! — оскорбилась я за чащу.

— Простите, госпожа лесная хозяйка, — мужик был готов в ноги пасть, прощения просить.

Но тут дверь избушки распахнулась, на пороге показалась Луняша — румяная, счастливая, волосенки один к одному причесаны, улыбка по-детски редкозубая и глаза светятся счастьем. Девчоночка непосредственно и радостно бросилась ко мне, обхватила ручонками с разбегу и выпалила:

— Тетя красивая ведьма! Так долго не шла! — и тут же: — Давай расчешу. Ты же все время занята, чай и времени на себя нет, а ты такая красивая!

Ох, ребенок.

Я присела, заглядывая в румяное личико, улыбнулась ее улыбке, и сказала:

— Луняша, тетя лесная ведунья немного поколдовала тут, и теперь волосы у меня уж не путаются.

Достала из-под шляпы черную прядь прямых блестящих волос.

— Ой, — пробормотала Луняша, — черные… А почему черные?

И взгляд на меня такой изумленный, такой чистый. Изумительно милый ребенок, такой открытый, добрый, светлый. А может и права чаща Заповедная, детишек бы мне? А может и нет… Впереди война долгая, изматывающая, не до детей мне.

— К мамке беги, — сказала, поднимаясь. — Митяй как?

— Йист! — радостно и чуть нечетко выговаривая заявила малышка. — У мамки-то молока не стало, но ваша чаща бутылочку принесла, ох и касивая…

— Чаща? — с сомнением поинтересовалась я.

— Бутылочка! — заявила Луняша. — Вся стеклянная, серебренная, с вензелями.

Тут мне как-то вдруг не очень стало.

Обронив Саврану «Сейчас возвернусь», я поспешила в дом, открыла дверь вошла да и обомлела. Бутылочка у Митятьки была знатная… серебренная, да с золотыми вензелями… королевскими вензелями!

Ульяна, жена Саврана, при виде меня хотела было подскочить, но я торопливо приказала:

— Ты сиди-сиди, корми дитятко, оно важнее.

Постояла, посмотрела на бутылочку, подумала, что прибью чащу! Все понимаю, но бутылочка была королевская! И меня очень сильно волновало — где эта зараза голозадая ее уворовала?!

Женщина, перехватив мой взгляд, смутилась и сообщила внезапное:

— Это ваша другая чаща принесла. Та, что темная. В ней молоко не портится, но кипячу, каждый день кипячу дважды, как было сказано. А светлая дева лесная, она двух коз привела, надаиваю.

Двух коз? Я мысленно прикинула, что у меня по козьему стаду, вспомнила — пара коз без козлят имелась, есть такое дело, обе молочные, с какой-то фермы сбежали видимо, подкармливали чужих козлят, а теперь вот и ребенка. С козами это явно леший подсуетился, чаща привела. А вот бутылочка откуда?!

— Здоровья вам, — попрощалась с хозяйкой и вышла из избы.