Ну вот, извинилась, а то чувствовала себя поганкой вреднючею, да и неудобно было, совестно.

— Ничего, то тренировка была, а тренировка завсегда вещь полезная, — мирно отозвался аспид.

— И за Гыркулу благодарствую, — не поднимая взгляда от листка, добавила я.

— Дело прошлое, — уклончиво ответил аспид, словно и принял благодарность, и… не совсем.

А я слёзы вытерла. Откель взялись не ведаю, но с чего-то прекращаться отказывались.

— А сдаётся мне, что-то да случилось, — медленно проговорил аспид.

— Аспидушка, — я голову подняла от стола, на аспида поглядела, — я в твои дела не лезу, откуда ты пришёл не спрашиваю, вот и ты, будь добр, в душу мою не лезь.

Ответом мне был спокойный взгляд холодных глаз на чёрном матовом лице, и ещё более холодное:

— Аедан.

Ну так, значит так.

— Будь, по-твоему, господин Аеданушка, да только от обращения, суть сказанного не меняется.

И я начала писать.

Первым пунктом шло — «Ловушки наземные».

Аспид слегка подался ко мне, поглядел на написанное и спросил:

— Это как?

Ох ты ж… да, как-то объяснить то надо.

Вздохнула, и попросила:

— Садись близехонько.

И указала на место, рядом с собой.

Да только аспид взял, и вместо того, чтобы со стулом передвинуться, сам поднялся, подошел, на колено опустился, и вдруг как-то неуютно мне стало, от близости такой. Моя б воля, я бы отодвинулась, да некуда — стул и так в стену упирается. А тут аспид ещё и руку одну на спинке моего стула разместил — и вообще неуютно стало ведьме непутевой. Уж так неуютно, что хоть выводи его на двор, да и показывай всё на натуре, так сказать. Но тут проблема одна имелась — в смысле проблема имелась, а силенки кончились. Прав был аспид — поспать бы мне. Ну да ладно, стенать поздно уже, будем работать с чем есть.

Осторожно я руку протянула, осторожно щеки аспида коснулась… страшно было мне, боязно, неуютно, а ещё этот-то, совсем близко.

Да делать нечего — ладонью я к щеке аспида прикоснулась, да и в глаза ему глядя, передала образ: Лес — ночной, дневной, полуденный, полуночный, да тропинка, что цельной казалась, а вдруг возьми да и разверзнись под ногами.

— Это ловушка стандартная, — отнимая ладонь и берясь за перо, сообщила я. — От того умные люди по краю леса Заповедного ступают лишь одной ногой, покуда разрешение не получат.

— А смысл в чём? — вопросил вдруг Аедан-чудище.

— Ну как, в чём? — замялась я. — Любой организм, это ж пища лесу. И коли не зверям, так червям пиршество, древам — угощение.

Хмыкнул аспидушка, да произнёс задумчиво:

— Ох, и страшна ты, хозяйка лесная.

— Да я то что, — отмахнулась с улыбкою. — На себя в зеркало погляди.

Аспид глядеть не стал, аспид улыбнулся. Да так, что вроде и страшным до крику быть перестал. Грустной улыбкой ему ответила, да и дальше двинулись.

— Ловушки древесные, — написала в листке.

Воткнула перо в чернильницу, повернулась, ладонь к щеке аспида приложила, наклонилась, в глаза заглядывая, и новый образ передала: вот идёт войско осторожное, вот вступают в рощу дубовую, с виду мирную, а вот уже и исчезают один за другим безмолвно, потому как бесшумно вспарывают прошлогоднюю опавшую листву лианы, да раскрывается кора древесная, и в дерево заточается воин, скованный по рукам и ногам.