— Я вижу мужчину с темными волосами и голубыми глазами.

  —Райан, — пищит Мэгги, и потом я беру ее на прогулку в Вашингтонский Парк Квадрата.

  Здесь обычный ассортимент уродов, музыкантов, торговцев наркотиками, кришнаиты, и даже двое мужчин ходят на ходулях, но все, о чем она может говорить о том, что здесь нет травы.

  —Как они могут звать это парком, если везде грязно?

  —Здесь возможно была трава, когда-то. И здесь деревья, — я указываю.

  —Но посмотри на эти листья. Они почернели. И даже белочки грязные.

  —Никто не замечает белок.

  —Они должны, — говорит она. — Я говорила тебе, что собираюсь стать морским биологом?

  —Нет.

  —Хэнк — майор биологии. Он говорит, если ты морской биолог, ты можешь жить в Калифорнии или во Флориде.

  —Но ты не любишь науку.

  —О чем ты говоришь? — спрашивает Мэгги. — Я не люблю химию, но биологию обожаю.

  Это новость для меня. Когда мы ходили на биологию в прошлом году, Мэгги отказалась запоминать имена видов и типов, говоря, что это глупо, и никому это не пригодится в настоящей жизни, так, зачем беспокоится.

  Мы еще немного походили вокруг, пока Мэгги не стало проблемно с этой жарой и со всеми этими странными людьми, как она говорит и пока она не получила еще один волдырь.

  Когда мы вернулась в квартиру, она объясняла преимущества кондиционирования воздуха. К тому времени, когда мы должны были пойти встретиться с Бернардом, я была на грани.

  Тут она начала противится, чтобы идти в метро.

  — Я никогда сюда не вернусь, — заявила она. — Здесь воняет. Я не понимаю, как ты выносишь это.

  — Это лучший способ добраться куда нужно, — говорю я, стараясь заставить её пойти вниз по лестнице.

  — Почему мы не можем взять такси? Моя сестра и мой зять сказали мне брать такси, потому что это безопасно.

  — Они тоже дорогие. И у меня нет денег.

  — У меня есть 50 долларов.

  Что? Я хотела, чтобы она сказала мне, что у неё есть деньги раньше. Она могла заплатить за наши гамбургеры.

  Когда мы находимся в безопасности в такси, Мэгги говорит своё заключение о том, почему Ньюйоркцы ходят в черном.

  — Это всё потому, что здесь так грязно. И черный цвет не показывает грязь. Можешь вообразить, на что бы их одежда была похожа, если бы они носили белый? Я имею в виду, кто носит черный летом?

  —Я ношу, — говорю я, в замешательстве от того, что я в чёрном.

  Я одета в черную футболку, черные кожаные штаны, на два размера больше, которые я купила по 90% скидке в одном из тех дешевых магазинов, на Восьмой Улице и в туфлях с острым носком, черного цвета и на высоких каблуках с 1950-ых годов, что я нашла в винтажном магазине.

  —Черный — для похорон,— Мэгги говорит. — Но, возможно, жители Нью-Йорка любят черное, потому что они чувствуют, что они умерли.

  —Или, может быть, впервые в своей жизни они чувствуют, что они живы.

  Мы застряли в пробке около торгового центра Макэс, и Мэгги открывает окна, обмахиваясь рукой.

  — Посмотрите на всех этих людей. Они не живут, а выживают.

  Я должна признать, она права в этом. Нью-Йорк это выживание.

  —С кем мы снова встречаемся? — спрашивает она.

  Я вздыхаю.

  — Бернардом. Парнем, с которым я встречаюсь.