Буллит плеснул остаток виски себе в стакан, осушил его и поднялся.

— Еще секунду! — попросил я. — Скажите, у Кинга есть львица и львята?

Глаза Буллита затягивала сетка кровавых жилок.

— Я слишком много пью, — сказал он, будто не расслышав моего вопроса. — Желаю вам спокойного сна.

Он опустился по ступеням тяжело, но так же бесшумно.

Я не стал засиживаться на веранде, а сразу прошел в комнату. Отворив дверь, я увидел маленького Николаса, который сидел на углу моей подушки, и Патрицию, растянувшуюся на постели в бумажной розовой пижаме.

Мое изумление вызвало у нее взрыв самого ребячьего смеха. Она вскочила одним прыжком. Курточка ее пижамки немного распахнулась. Ниже шеи тело ее было трогательно белым и нежным.

— Я выбралась из дома через окно и к вам залезла так же, — объяснила девочка. — По-другому я не могла. Родителям и днем хватает со мной хлопот.

«Интересно, следит за ней Кихоро по ночам?» — подумал я. Но она уже продолжала.

— Поэтому я сейчас же уйду. Я хотела только сказать, чтобы вы проснулись завтра пораньше. Поедем смотреть, как масаи устанавливают свою манийятту, свой лагерь. Это очень забавно, вы увидите.

Масаи… Перед моими глазами мелькнула пылающая шевелюра Ориунги, морана.

— Вы согласны, да? На рассвете? — спросила Патриция.

— Да, на рассвете, — ответил я.

Маленькая обезьянка и маленькая девочка улетели через открытое окно.

V

Старый Ол'Калу и Ориунга выбрали место для стоянки своего племени в самом бесплодном уголке заповедника. Масаи, дети широких пустынных просторов, не доверяют лесистым местностям. Им чужд и враждебен культ деревьев, непонятно почитание леса. Поэтому выбор Ол'Калу и Ориунги пал на расположенный близ источника маленький холм, с которого далеко просматривалась сухая плоская равнина.

К месту стоянки не вела ни одна тропинка. Но рельеф местности позволял доехать туда на машине. Поэтому уже на рассвете мы увидели плешивый холм, на котором копошились черные силуэты.

— Вот они! Вот они! — закричала Патриция, наполовину высовываясь из окна машины. — Мы подоспели вовремя.

Она плюхнулась рядом со мной на сиденье и сказала со смехом:

— Посмотрите-ка на наших двух слуг: не очень-то они довольны! А знаете почему?

— Бого боится.

— Конечно, ведь он же кикуйю из большого города, — презрительно сказала Патриция.

— А Кихоро?

— О, Кихоро не боится масаев. У него с ними старые счеты.

Голос ее стал немножко высокомерным, как всегда, когда она меня просвещала:

— Кихоро из племени вакамба, а они очень храбрые. И раньше воевали с масаями. Даже до сих пор, несмотря на законы правительства, они иногда сражаются насмерть. Их земли граничат, понимаете?

Патриция перегнулась на переднее сиденье, где сидел старый кривой следопыт, и что-то шепнула ему на ухо на его родном языке. Кихоро показал щербатые зубы в свирепом оскале и похлопал по ружью.

— Зачем вы его раздражаете? — спросил я девочку.

— Чтобы он стал бешеным, опасным, — ответила она. — А когда он слишком разозлится, я его успокою. Это игра.

— Но он-то этого не знает?

— Конечно, не знает! — воскликнула Патриция. — Иначе не было бы никакой игры.

Кихоро — одноглазый.

Кихоро — огромный лев.

С какими новыми приятелями и до каких пределов когда-нибудь дойдет Патриция в своих играх?

Мы были у подножия холма.