Глубокие долины… Сухие до треска джунгли… Широкие просторы саванны… Таинственные заросли… Порой мы видели вершину Килиманджаро. Порой все закрывали густые кусты, царапая шипами металл автомашины. Но везде и все время мы видели, слышали, ощущали звериную вольную жизнь во всех ее первородных проявлениях — стремительный бег, погони, прыжки, ржание, крики боли, грозное рычание и трубный рев. Для всех животных, — от самых маленьких до самых огромных, от самых беззащитных и до самых хищных, — это был час, когда они отыскивали себе пищу.

Кихоро подал шоферу знак остановиться. Мы находились между двумя массивами зарослей, которые нас полностью скрывали. Я вышел из машины вместе с Патрицией и старым следопытом. Лицо Бого было мокрым от страха, и даже капли пота на нем казались серыми. Мне стало жаль его. Я остановился и сказал:

— Тебе нечего бояться. Вспомни, что говорила белая девочка. Звери машину не трогают.

— Я постараюсь, месье, — ответил Бого.

Патриция и Кихоро опередили меня лишь на мгновение. Но они так быстро, легко и бесшумно двигались, перебегая от укрытия к укрытию, что за ними не оставалось ни следа, ни тени. Они были совсем близко от меня, и все же я не мог ни догнать их, ни увидеть. Словно они ушли на много миль вперед. Да и как их отыскать в этом колючем лабиринте? К счастью, Патриции, видимо, надоело слушать, как я топчусь в кустах, обламывая шипы и сучья, и она позвала меня негромким свистом. Я нашел ее притаившейся в глубине зарослей. Она была одна.

— Где Кихоро? — спросил я шепотом.

Патриция указала рукой в просвет между ветвями с острыми колючками: там виднелась длинная, чуть всхолмленная травянистая равнина с купами деревьев и кустарников.

— Но почему он там? — спросил я.

Патриция ответила шепотом:

— Он знает охотничьи участки всех зверей…

Она остановилась, потому что издали донесся, возвышаясь и разрастаясь, длинный, казалось, нескончаемый призыв, похожий на вопль отчаяния и на варварскую песню. Я хотел привстать, посмотреть. Патриция удержала меня за рукав.

Призыв затих, взлетел, оборвался и зазвучал снова.

— Смотрите, — шепнула Патриция.

Я наклонился к просвету между двумя ветвями. Их шипы оцарапали мне руки, лоб. Но какое это имело значение? Я увидел Кихоро: он стоял, прислонившись спиной к одинокой акации посреди равнины, а к нему огромными прыжками, распустив гриву на ветру, несся огромный лев. Это был Кинг.

Добежав до акации, он поднялся во весь свой рост и положил передние лапы на плечи человека, который его призвал.

— Кихоро нашел Кинга, спас его совсем маленького, покинутого, — пробормотала Патриция. — Кинг этого не забыл.

Кихоро приник на мгновение изуродованным лицом к морде льва, потом взял его за гриву и повел к зарослям, где мы скрывались.

Кинг обнюхал меня и узнал. Затем он отпраздновал встречу с Патрицией, но без малейшего шума.

— Час охоты, — объяснила мне Патриция.

Мне не нужно было объяснять. Теперь все мне казалось естественным и возможным. Я преодолел рубеж. Я перешел в мир Патриции, Кихоро и Кинга.

Старый следопыт оставил нас. Патриция, вцепившись в гриву Кинга, придерживала его рядом с собой. И я знал, — откуда? каким чутьем? — что Кихоро, который был когда-то лучшим загонщиком Восточной Африки, вернулся к своему старому ремеслу. И что на этот раз он работал не на человека.

Ожидание было долгим. Зато все остальное развернулось с ошеломляющей быстротой.

Послышалось пронзительное, высокое улюлюканье, раскатилось скова и снова. Казалось, оно звучит сразу отовсюду, заполняя все пространство. Стадо буйволов, которое паслось в глубине равнины, дрогнуло, животные в ужасе разбегались во все стороны.